глаза и видел, как отражаюсь в расширенных зрачках, а ярость сходила на «нет». Потому что я был поражен тем, что светилось в них. Тогда я не мог объяснить сам себе, что именно, но это недоумение спасло ей жизнь, потому что я не заметил там то, что привык видеть — в ее глазах не было страха. Она пожирала меня взглядом с наглостью, не присущей ученикам, и еще… я видел в них восторг.

Чокнутая, упрямая девчонка смотрела на меня ТАК, как никто и никогда не смотрел. Я её взгляд кожей почувствовал, каждой порой. Пальцы разжались, и она шваркнулась на песок. Кивнул своим солдатам, чтоб вывозили с острова на личный допрос. Под пытками все боятся, и она испугается…возможно, ее страх и боль будут одними из самых вкусных, из всех, что я когда-либо пробовал.

Черт меня раздери, если я в тот момент понимал, насколько изысканным блюдом она окажется для меня, безумно, дико вкусной с ее яркими эмоциями, с ее непосредственностью и наивностью… Да, я привык к смерти, но ВВ13 излучала жизнь. Неуправляемая, не такая как другие, резко выделяющаяся из всех.

Она настоящая. Искренняя.

Понятия красоты слишком завышено. Агентов сортировали по масти, цвету глаз, росту и весу. Самые красивые пополняли ряды спецагентов, а иногда и постели своих генералов. Игрушка, которую можно было и трахать, и использовать. Удовольствие для искушённых — долбиться в покорное идеальное тело, наученное тебя удовлетворять. Я мог сделать с ней что угодно, ее можно сказать не существовало. Не было документов, картотек, ничего. Только специальные засекреченные данные, которые с легкостью можно было уничтожить.

А я не отрывал взгляда от ВВ13 и чувствовал, как каменеет член, и как от желания попробовать ее на вкус во всех смыслах этого слова, сводит скулы. Ее боль должна быть изысканней, чем у других, её страх желаннее, а ее красота требует, чтобы ее взломали, вскрыли, прорисовали кровавыми бороздками, расписали шрамами. Это было мгновенное и навязчивое желание, которое пришлось тут же подавить. Агент может утратить свою ценность, потеряв девственность, и чаша весов в пользу возможности успеха любого задания перевешивала желание воспользоваться всем остальным, что я мог получить от девки, принадлежавшей мне целиком и полностью. Это была моя первая эмоция по отношению к ней. Злость за то, что не могу взять то, что захотел. Впервые отказывая себе ради иных целей.

Смотрел, как она отвечает на вопросы, как при этом подрагивает ее полная нижняя губа, как она опускает взгляд, когда я смотрю на нее, как усиливается запах гладкой, молочной кожи и не от страха, мать её, не от страха.

ВВ13 пахла самым чистым возбуждением, неприкрытым желанием.

Когда смотрела мне в глаза, меня простреливало током в тысячу вольт. Это озадачивало и сбивало с толку. Я привык заставлять отвечать насильно, причиняя страдания, выдергивать, то, что пытались от меня спрятать те, кого я собирался пытать.

А еще мне нравилось слушать ее, видеть мир её восприятием. Понимать КАК именно она его видит. Какими красками. Потому что для меня он всегда был черно-белым.

Видеть себя её глазами. Сколько раз за всю свою жизнь я видел себя глазами жертв, но никогда таким, каким видела меня она. Я еще не знал этому названия, но со мной что — то творилось. Монстр, чудовище, зверь…так меня называли … а она, даже про себя, называла меня Владимиром. Именно так. Полным именем. Я читал ее записи. Мне приносили тетради. Она писала в них про меня. Ее голос, когда она говорила со мной, звучал очень тихо, а я содрогнулся от наслаждения, когда прочел свое имя в её дневнике впервые. Потом это станет для меня персональным наркотиком, запрещенным и ядовитым препаратом, диким кайфом — слышать, как она его произносит. Просто смотреть в её глаза, и понимать, что она видит только меня. И это не раболепное поклонение бесправного раба своему Хозяину. В огромном зале, наполненном военными, работниками НКВД, она видела только меня. И от осознания этого крышу сносило напрочь. В ее комнате стояла прослушка. Иногда она говорила сама с собой…иногда я слышал свое имя.

Иногда она его шептала, а иногда громко и восторженно кричала. И, чёрт побери, когда понял, что она делала в этот момент, меня скрутило от бешеного желания услышать вслух, увидеть своими глазами, выбить из неё своё имя оглушительно громко, со стонами. Прощупать, почувствовать ещё и ещё. Можно лгать словами, но наедине с самим собой не могли лгать даже самые изощренные. Вот эта оборванка, с огромными голубыми глазами, юная, неискушенная, принадлежавшая мне, исступленно ласкала себя, представляя меня. Ее самой желанной и дикой фантазией оказался я.

Не свобода, не слава, не деньги, ни еда, а я, мать вашу. Я.

Тот первый раз, когда она проходила тест, я убедился в этом еще раз, и не только я.

И мне понравилось. Слышать, как сильно учащается её пульс, как концентрируется запах тела, как зашкаливает сердцебиение. Не от страха, а от моей близости.

Однажды, вырываясь из гипноза в первые же доли секунд, она закричала моё имя, а по моему телу проходили волны наслаждения.

Я почувствовал, как её пальцы переплелись с моими, и утонул в огромных глазах, где не существовало ничего, кроме моего отражения и дикого восторга, что я рядом. Сильно сжал её пальцы. Да! Мать вашу, да! Это оно! Да! У неё получилось. У нас получилось, и маленькая игрушка искренне улыбается мне, сжимает мою ладонь, льнет ко мне. Та, которую могут покарать смертью за прикосновение к вышестоящему лицу без спроса, не просто касается, а лихорадочно тянет к себе… Она думает, что это её фантазия…там, в ее гипнотическом сне, а у меня перед глазами точки, и меня трясет. Я впервые теряю над собой контроль в жажде почувствовать еще и еще. Слабость. Проклятая слабость. Но мы одни, кроме нас в кабинете никого нет, и рядом со мной слишком большой соблазн, чтобы не уступить ему.

Я ощущаю жар её упругого тела, и сносит все планки на хрен, и мне до физической боли хочется слизать свое имя с ее губ, вдохнуть его, почувствовать вкус, сожрать не жизнь, а своё имя, которое она всхлипывает, глядя мне в глаза. Зарываюсь в густые волосы пятерней, перебирая пряди, и сам не понимаю, как жадно впиваюсь в ее губы. Начинает лихорадить от вкуса, от прикосновений языка к ее языку. Вгрызаюсь в нежный рот и слышу её стон…И мои