Он повесил трубку, прошелся туда-сюда, побарабанил пальцами по подоконнику.

— Дождался удобного момента, старый осьминог. Теперь ваша песенка спета. Попались в его щупальца.

От возмущения доктор лишилась дара речи.

— Послушайте, — выговорила она, наконец, — но так нельзя!

— Можно, — отмахнулся коммерсант. — Халло лучший механик в штате. А может, и в Америке.

— Это не причина позволять ему так себя вести! Вы просто его распустили.

— Почему это распустили? — обиделся коммерсант. — Я бы и сам на его месте сказал то же самое.

— Вот именно. Делаете, что хотите, позволяете себе выходки, и удивляетесь, что ваши служащие ведут себя хамски.

— Я? Удивляюсь? Еще чего. Халло всегда таким был.

— У меня слов нет.

— Вот и слава богу.

— Да сделайте же что-нибудь!

— А что мне с ним сделать? Могу оштрафовать. Будет вам от этого легче? Нет? Больше ничего не могу. Хотя стоп, — Cаммерс уселся в кресло. — Могу натравить на него вас.

— С какой целью?

— Не знаю, — коммерсант любовался потолком. — Вы такая изобретательная — придумаете что-нибудь. Можете выпороть его тоже. Скажете, что я вас вызвал для… м-м-м… вот, знаю: что Форд распорядился ввести новые меры трудовой дисциплины. Можем даже на машинке напечатать бумагу. У нас есть с клеймом «Форд Мотор». Что? Мне перестать паясничать? Ну, и звоните ему сами.

Доктор Бэнкс помолчала.

— Очень жаль, что вы так плохо бросили в него гирей.

— Что делать, все-таки шестнадцать фунтов, — Саммерс со вздохом встал, приблизился к полкам, запустил руку за книги и вынул плоскую бутылку. — Ерунда, разберемся.

В бутылке плескался виски.

— Я не буду пить, — сказала доктор.

— Как знаете, — Саммерс звякнул рюмками, ставя их на стол. — Ладно, ладно. Сейчас вызову вам мотор.

Он просил соединить с «Элькок Такси» шесть раз, но там, похоже, попросту никого не было.

Коммерсант тупо смотрел на телефонный аппарат. Двенадцать лет трижды в год он писал рекламные воззвания для таксомоторов Элькока, но ни разу в жизни не пользовался этими моторами сам.

— Собственно говоря, что вы хотели ночью? — пробормотал он, не глядя на доктора. — Времени — без четверти час. Здесь вам не Детройт.

Он помолчал некоторое время, затем пожал плечами.

— Ну, идемте. Покажу вашу комнату.

Взгляд доктора стал взглядом принцессы, которой оттоптал подол свинопас.

— Благодарю, — отрезала она. — Я здесь не…

И ахнула: коммерсант потащил ее за локоть.

— Что вы себе позволяете! — но Саммерс быстро вел ее по коридору. — Отпустите меня! Куда вы меня тащите!

— В гостевую спальню. Вы, надеюсь, не в библиотеке намерены раздеваться?

И прежде, чем доктор Бэнкс успела достойно ответить, распахнул дверь своей комнаты, втащил туда доктора и спустя пять минут выволок ее в коридор с халатом наперевес. Затем они задержались у бельевого шкафа — Саммерс искал полотенце. Потом прошли (вернее, пробежали) еще немного, пока, наконец, он не отпер дверь в дальнем конце коридора.

Гостевая спальня была когда-то комнатой мистера Мацумаги. Все, что осталось от секретаря страхового общества — ширма с красивыми японками, между которыми цвела сакура и летали ласточки.

— Приводите себя в порядок, я буду в библиотеке, — распорядился коммерсант.

— Мистер Саммерс!

— Что?

— Я не буду с вами пить.

— Могу выйти, раз вам так противно. Пойду к себе. Будете пить одна.

— Да кто вам дал право!

— Доктор, не тяните резину. Мне еще нужно затопить вам камин.

— Нет.

— Что — «нет»?

— Не нужно.

— Я говорю, камин.

— Мне ничего от вас не нужно.

— Слушайте, мне равно вставать! — обозлился коммерсант. — Надевайте халат и бегом в библиотеку. В другой раз будете выделываться.

Доктор загородила ему дорогу.

— Нет, это вы послушайте. Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне?!

— А что, по-вашему, я должен делать? — рявкнул он. — Слушать, как вы несете чепуху? Выкинуть вас топать пешком, ночью, в виде мокрой курицы, когда до вашего дома около часа ходу? Может, вас уговаривать, стоя на коленях? Имейте совесть, через пять часов Халло будет здесь! Я уезжаю первым поездом!

— Хорошо, — сказала, сжав губы, доктор. — Пожалуйста, позовите мисс Дэрроу и…

Но коммерсант уже удрал.

— Мисс Дэрроу уехала кого-то крестить, — сообщил он из коридора. — Надеюсь, что она соврала и ударилась на самом деле в загул.

Доктор мрачно взглянула на стенные часы: без девяти минут час ночи. По полу тянуло сквозняком и она почувствовала, что готова щелкать зубами: затопить здесь и самом деле было необходимо. Она задвинула щеколду на двери. Повернулась в поисках зеркала. Зеркала не было.

Тогда доктор решительно прошла к шкафу и распахнула дверцы.

Откуда ей было знать, что Найтли как-то испытывал здесь свою новую жидкость для мытья зеркал, позволяющую ворсинкам с тряпки остаться на тряпке, а не на зеркале, и по рассеянности схватил распылитель для мгновенной чистки ржавчины? Двое джентльменов сами еще не знали об этом.

Поняв, что придется обойтись без зеркала, доктор Бэнкс потрогала прическу и пришла к неутешительным выводам. Коверкотовое английское полукепи, «специально для дам-автомобилисток», которое она обычно носила, представляло собой нечто среднее между устойчиво модным последние десять лет беретом с узкими, завернутыми на лоб полями, и охотничьим дирстокером-двухкозыркой, какой обычно рисуют художники, изображая знаменитого детектива. Это не препятствовало видимости с одной стороны, и прикрывало шею сзади — с другой. Красиво и практично. Однако, по бокам часть прически оставалась открытой, и три часа непрерывного нахождения под валящим с неба мокрым снегом обратили это достоинство в недостаток.

Ущерб не был слишком велик: прическу доктор тоже предпочитала практичную.

Она вынула и зажала во рту шпильки, как следует вытерла и расчесала сырые волосы, осторожно помяла руками, затем скрутила в жгуты и свернула свой обычный греческий узел.

Потом избавилась от мокрой одежды и облачилась в халат. Рукава пришлось подвернуть, пояс затянуть изо всех сил. С огромными шерстяными носками, которые нашлись в карманах, следовало смириться: риск простудиться действительно был, и подвергаться ему специально было просто глупо. Кроме того, доктор всегда критически относилась к своему размеру обуви. Иллюзия, которая возникла по сравнению с одиннадцатым номером коммерсанта, volens-nolens ей польстила.