не протяну в Рьяде. Да что там в Рьяде, первая встреча с надзирателем Ньяда меня уничтожит.

В итоге все вылилось в молчание. В моей голове текло много мыслей – черт спокойно терпел, давая им пролиться в моем внутреннем мире огромной волной. Да, именно волной. Чтобы добиться полной тишины в голове, я представил океан. Спокойный и неподвижный океан, посреди которого находится маленький остров. Вода – мои мысли. Она тихая и спокойная. Нет ни малейшего ветерка, способного его потревожить.

И когда я достиг этого состояния полного покоя, черт потянул меня за руку. Я держал в голове спокойную воду, когда проходил мимо надзирателя, что недавно избил меня плетью. Я держал в голове воду, когда мы прошли дверь в Рьяд. Я не рассматривал открывшуюся местность – в голове все еще было спокойно. И только когда я увидел город, мысли снова заполонили тихий островок сознания.

Дома в светлых голубых, белых и розовых цветах куполами стояли на просторных улицах. Дорожка, по которой мы шли, сложена из больших камней. Тех самых камней, которые я таскал к двери. По городу прогуливаются души в тех же серых балахонах, что и в Ньяде, но с чистыми отполированными лбами, выставленными как напоказ. Иногда среди этих людей можно увидеть и ангелов. В их руках нет плетей, да и тумана над Рьядом нет, как я заметил ранее. Нет огромного красного солнца, вместо него маленький золотой диск. Такой же, как в Алкеоне.

– В сутках – двадцать шесть часов, – рассказывал черт, когда мы шли по периметру города. Вглубь мы не заходили, иначе выдали бы меня с потрохами. – Этого хватает с излишком, чтобы жить счастливо. Жители Рьяда ни в чем не нуждаются.

– И чем они занимаются? – спросил я, рассматривая душ, прогуливающихся по дорогам.

– Ничем, просто живут.

– И им не скучно? – я поправил соскальзывающую с груди книгу и впредь придерживал ее при ходьбе.

– Они счастливы, у них есть все.

Мне все равно непонятно, как можно быть счастливым, ничем не занимаясь. Даже от обычной жизни человек не получит удовольствия, если он ни к чему не стремится. Есть, пить и спать – это существование, а не жизнь.

– Тем не менее, они счастливы, – сказал черт.

– И им никогда не хочется чем-то заниматься?

– Те, кому хочется – в Ньяде. В Рьяде души счастливы.

Я все равно этого не понимал. Возможно, это дело привычки. Но привычку называть счастьем, еще и вечным – это заблуждение. Я же не был счастлив, когда привык быть рабом?

– Я тебя не переспорю. В конце концов, я черт. Тебе надо поговорить с ангелом.

Рьяд оказался таким же пустынным местом, как и Ньяд. По крайней мере, в месте, где мы идем, ничего необычного. Город остался позади, а вокруг ничего – ни деревьев, ни рек, ни озер. Просто голая земля. Спасибо, что не горячая.

Зато обзор отличный. Вдали виднеется город ангелов. По крайней мере, я думаю, что это город ангелов, ведь город душ мы уже прошли. От города чертов он практически неотличим – та же разруха, какие-то трущобы, наваленные стройматериалы. Видно, что они редко бывают дома. Такая уж работа – быть высшим созданием нелегко.

– Мы не высшие создания, – напомнил черт. – Мы рабы.

Глава 8

Добро, не отвергая средства зла,

по ним и пожинает результаты:

в раю, где применяется смола,

архангелы копытны и рогаты.

Игорь Губерман – «Гарики на каждый день»

В городе ангелов мы удостоились огромного внимания. Чертей здесь не любят, как мысленно пояснил мне искуситель. Я подозревал, что виной таких настороженных взглядов были мои громкие мысли. Странно будет, если ангел неожиданно услышит мысль черта.

Я каждые полминуты приглаживал челку, убеждаясь, что она закрывает девять полосок клейма. И за это тоже получил замечание от искусителя – веду себя подозрительно. Если что-то будет не так, черт сам мне об этом намекнет. Но даже после этого короткого разговора руки тянулись ко лбу и поправляли волосы.

Дом моего хранителя оказался таким же заброшенным, как и дом искусителя. Пыль, скатанный матрас на полу в углу комнаты, кровать со сломанным деревянным изголовьем. Тем не менее, судя по поведению ангела, он чувствовал себя здесь хорошо и порядок наводить не собирался. Мне же было как-то неуютно несмотря на то, что последние годы жизни я провел в сарае. Не понимаю, чем вызвано это чувство. Должно быть, я просто представлял жилища ангелов иначе.

Как только мы с искусителем пересекли порог, хранитель быстро закрыл дверь на створки и занавесил окна рваными выцветавшими занавесками. К слову, комната у ангела одна, заменяющая и кухню (не понимаю, зачем она ангелу), и уборную, и кабинет. Рабочий стол хранителя завален бумагами. Мне даже интересно стало, что в них такого, и я решил взглянуть одним глазком. Напрасно: все написано теми же непонятными символами, что и обложка книги демона.

Ангел залез в шкаф. На деревянных полках, покрытых сантиметровым слоем пыли, лежали стопки одинаковых белых балахонов. Взяв один из них, хранитель встряхнул его, раздувая облако пыли по маленькой комнатушке, и протянул мне.

Я начал снимать черный балахон. В этот момент книга и выпала, выдавая, что мы так и не оставили ее у искусителя. Я замер.

Черт поджал губы, но успел поймать себя на этом и вернул добродушное лицо. Однако полупрозрачность выдавала его страх. Через него я видел озадаченного ангела.

– А теперь по порядку, – сказал ангел, глядя сквозь черта на меня.

Я не знал, что сказать, и спрятал взгляд, притворяясь, будто внимательно изучаю написанные на книге символы. Но макушкой наклоненной головы я чувствовал взгляды. Один – ожидающий объяснений, второй – умоляющий сказать хоть что-нибудь. Но, как и на суде, в самый ответственный момент словарный запас упал ниже подвала, в котором я умер.

– Это… – начал я. Взгляд бегал по книге демона и вокруг нее, желая поймать хоть что-то, найти зацепку, о чем говорить. – Мы просто решили, что будет лучше оставить ее у меня.

Я поднял голову. Лицо черта не изменилось – все такое же, мягкое, добродушное и прозрачное. Ангел выпрямился, но смотрел теперь не на меня. Он пилил холодными глазами прозрачный затылок коллеги. Да, я уверен, хранитель все понял. Он понял, что это решение черта.

– Чего ты испугался? – этот вопрос был адресован искусителю. – Мы же решили. Бояться поздно. И разве это правильно? Разве мы можем бояться?

– Я боюсь не ответственности, – сказал черт.

Его голос был тихим, но уверенным.