Он запахнул пальто и отпрянул назад и вверх, будто ступая по невидимой лестнице. Сентябрь в нерешительности посмотрела на Синий Ветер.

– Ну? – фыркнула та. – Поехали уже! Дави на газ, крути баранку, или как там еще в твоем личном лексиконе обозначается фантастическое понятие «поторапливайся»?

Сентябрь добавила газу. Двигатель Арустука загудел, тяги задрожали. Маленький месяц, свисающий с зеркала заднего вида, начал раздуваться, как воздушный шарик. Это уже была луна, она становилась все больше, и ярче, и серебрянее, двигатель стучал и стучал, кости Сентябрь с каждым стуком тряслись все сильнее и, казалось ей, готовы были рассыпаться окончательно.

Наконец модель А рванула вперед, и Меркатор, пригород Уэстерли, захлопнулся за ними, как дверь.

* * *

Вихрь мелкого холодного порошка с завыванием взметнулся над ветровым стеклом, словно океанская волна. Он хлестнул Сентябрь по губам – резкий, злобный и… сладкий. С неба в Волшебной Стране вместо снега падал сахар.

Оказалось, что Сентябрь и Синий Ветер катят вверх по горной дороге. В ночное небо вонзались зазубренные фиолетовые пики. Головокружительные обрывы темных серебряных скал обступали узкую дорогу с обеих сторон.

Если честно, дизайн модели А таких природных условий не предусматривал. Их трясло, мотало, раскачивало, и путешествие запросто могло трагически оборваться раньше времени, если бы не отважный автомобиль, который каким-то образом управлял сам собой. Нам следует быть весьма благодарными ему за это, поскольку юная девушка училась ездить на автомобиле по великим американским равнинам, и ее навыки подходили для езды по горным дорогам не более, чем автомобиль с открытым верхом для езды в снегопад, а в наших интересах и в интересах Сентябрь, чтобы повествование не закончилось в самом начале.

Звезды, усеявшие небо, проглядывали между завихрениями этого кондитерского снега, а он струился вниз сверкающими белыми, голубыми и зелеными полотнищами, по сравнению с которыми Млечный Путь – или как там феи и эльфы называют этот растрепанный жгут звездного света, которым подвязаны небеса, – выглядел просто как обрывки старых газет. Далеко внизу, там, в конце отвесного падения с горных троп, ревело холодное бирюзовое море, кусая подножия гор и швыряя метеоритами из сладкого льда в потрепанные скалы.

Синий Ветер пела от радости. Она откинула голову и завыла в тон суровому зимнему ветру, что бесновался вокруг них. Они все еще взбирались вверх, все выше и выше, с невероятной скоростью, а сахарный снег продолжал больно хлестать Сентябрь по лицу электрическими зарядами. Надо сказать, что сахар оказался совсем не таким мягким, как снег, и совсем не таким приятным, как десерт. Каждый кристаллик кусал ее за кожу и таял в теплой ранке, слегка покалывая. Сентябрь снова захотелось кричать от радости, не что-то конкретное – просто ликовать без слов, с облегчением и восторгом, как бывает, когда наконец получишь то, чего так долго хотел и ждал. Однако не успела она открыть рот, как сахарный снег тут же набился ей в горло, да так, что она поперхнулась.

– Нельзя ли как-то выбраться из этой бури? – прокричала Сентябрь, перекрывая рев восходящего потока, который едва не перевернул машину со всеми пассажирами. Несколько оставшихся ту́пиков перебирали лапами, цепляясь за темную обивку заднего сиденья, чтобы устоять против метели.

– Выбраться? – насмешливо передразнила Синий Ветер. Смех ее звучал так, будто с крыши одну за другой сбивают сосульки. – С чего бы это нам выбираться? Это мое любимое место для отпуска! Самый прекрасный уголок во всей Волшебной Стране! Целебные пляжи! Роскошные юрты! Рисовые коктейли! Как я мечтала поваляться на склонах горы Кьяроскуро и позагорать под луной!

Синий Ветер подскочила на сиденье, не в силах больше себя сдерживать. Одним размашистым движением она сорвала с себя все свои теплые одежды: парчовое пальто, остроконечную фуражку, коньки с ботинками. На ней остался только полосатый купальный костюм и солнечные очки – которые, предположила Сентябрь, следовало бы называть лунными, раз уж Синий Ветер собралась в них загорать под луной. Та просияла своей ослепительной сине-зеленой улыбкой.

– Так-то лучше! Эта побрякушка забросила нас в эксклюзивное местечко, Сентябрь, о котором можно только мечтать. Куда лучше, чем старый противный пляж, кишащий ведьмами. – Синий ветер щелкнула по серебряной луне, все еще висящей на зеркале заднего вида. Та вяло покачалась взад-вперед, как бы говоря: «Что сделано, то сделано, а сейчас лучше оставить меня в покое».

Кусок сахарного льда вылетел из глубины океана и с громким хрустом шлепнулся на колени Сентябрь. Она подумала, что ведьмы были просто прекрасные и что она с удовольствием снова повидалась бы со звервольфом и рассказала ему, как у нее все вышло в столице. Она опять открыла рот, чтобы сказать это вслух, и опять захлебнулась штормовым сахаром.

– Ну, прекра-а-асно! Я вижу, никто больше не ценит хороший шквал. – Синий Ветер подняла лицо к небу. – Закройся! – проревела она.

И небо послушалось.

Снег улегся, как послушная собака. Ветер умолк, внезапно и напрочь. Море холодного огня внизу все еще билось и рассыпалось о скалы, но оттуда доносился только отдаленный приглушенный шум, будто шипение в радиоприемнике. Модель А объехала рытвину, добралась до вершины и выкатилась на ровный и гладкий клочок земли, со всех сторон окруженный сладкой кристаллической снежной кашей. Сентябрь сдвинула круглые защитные очки на черную Криминальную Кепку, как это обычно делают авиаторы. Очки запотели и замерзли, в них она почти ничего не могла разглядеть, зато, когда сняла, увидела две совершенно необычные вещи.

Первая необычная вещь была вот какая: без предупреждения, вообще без каких-либо причин, рулевое колесо модели А – Арустук – превратилось в ярко-зеленый подсолнух. Его лепестки в руках Сентябрь на ощупь были твердыми и крепкими. Их зелень отсвечивала маслянистыми фиолетовыми потеками. Корпус Арустука остался прежним. Та же облупленная темная краска, те же потрескавшиеся фары, те же лысые шины. Даже наполовину спущенная груша клаксона сохранила заплатку из розовой резины. Все это по-прежнему пахло бензином и ржавчиной. Внутри же сиял зеленый цветок рулевого колеса, отражая свет второй вещи. Какой? А вот какой!

С вершины горы начиналась длинная дорога, которая поднималась еще выше. Въезд на эту дорогу украшали два серебряных уличных фонаря, высоких, как вязы. По обе стороны дороги, словно живая изгородь, вились костистые поручни, согнутые и скрученные под странными углами. Тут и там на костяных кустах покачивались гроздья зеленых холодных ягод, которые светились, как электрические лампочки. Дорога уходила так высоко и так далеко, что, пытаясь проследить за ней взглядом, Сентябрь почувствовала, как кружится голова: дорога не просто уходила вдаль, она петляла и кружилась, оборачиваясь вокруг себя двойной спиралью, будто в небо бросили длинный моток шелковой пряжи. На обледенелых перилах и поверхности дороги отражался лунный свет, потому что дорога вела действительно высоко и далеко – к Луне, висящей над ними, к месяцу, далекому, прекрасному и огромному, как мир. Последние ту́пики спорхнули с заднего сиденья и, негромко трубя, полетели приветствовать Луну.