В первые школьные годы Сталин был так набожен, что почти никогда не пропускал богослужений. “Он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении”, – вспоминает его однокашник Григорий Глурджидзе. Другой одноклассник, Сулиашвили, вспоминал, как Сталин и двое других мальчиков во время вечернего богослужения, “облаченные в стихари, стоя на коленях, распевают молитву… Ангельские голоса трех детей… и мы, исполненные неземного восторга и павшие ниц”. Он “лучше всех читал псалмы” в церкви. Других допускали до чтения только после того, как их наставлял сам Сосо. Благодарная школа подарила ему Книгу псалмов Давидовых с надписью “Иосифу Джугашвили… за отличные успехи в учебе, примерное поведение и превосходное чтение и пение Псалтири”.

Кроме того, Сосо хорошо рисовал и проявлял вкус к актерской игре – он останется у него на всю жизнь. Он сыграл в сатирическом водевиле, пародии на Шекспира: “Выражение лица Сосо заставляло публику надрывать живот от смеха!” Тогда он уже начинал заниматься поэзией и писал друзьям рифмованные послания[26].

Он также был лучшим учеником в классе. “Он был очень умным ребенком, – вспоминал Гогличидзе. – Никто не помнил, чтоб он получал иные оценки, кроме пятерок”. “Отдых он проводил за чтением книг”. Он часто носил с собой книги, засунув их за пояс брюк, и любил помогать отстающим ученикам с заданиями. “Не было случая, чтобы он пропустил урок или опоздал. <…> При этом во всем стремился быть первым”, – рассказывает его одноклассник Петр Адамашвили. Сталин советовал ему: “Занимайся собой. Не ленись, а то в жизни проиграешь”.

Даже ненавидевшие грузин учителя были впечатлены познаниями Сталина. Школьный инспектор Бутырский обычно отговаривался от участия в каких-либо мероприятиях, заявляя, что ему нужно идти домой заниматься, ведь если он не подготовится к завтрашнему уроку, ученик по имени Джугашвили наверняка его подловит[27]. Сталин был таким пай-мальчиком, что, дежуря в классе, отмечал опоздавших и отсутствующих. Одноклассники даже прозвали его жандармом[28].

Но этот примерный мальчик ни перед кем не унижался. Когда однажды школьники пошли в поход и один ученик перевез инспектора Бутырского через ручей на спине, Сталин издевался: “Ты что, осел? Я бы самому Богу не позволил сесть мне на спину, не то что какому-то школьному инспектору”. Когда его любимый учитель Гогличидзе пытался заставить Сталина петь песню, которая тому не нравилась, мальчик просто не явился в училище.

Лавров, учитель, которого ненавидели больше других, преследовавший все “грузинские” проявления, назначил Сталина своим “заместителем” – об этом он вскоре пожалел. Когда Лавров попробовал заставить “заместителя” доносить ему обо всех, кто говорил по-грузински, Сталин взбунтовался. Заручившись поддержкой горячих восемнадцатилетних парней, он заманил Лаврова в пустой класс и там угрожал убить его. После этого Лавров сделался куда покладистей.

Незадолго до окончания четвертого класса Сталин решил, что нужно сделать групповой портрет его хора. Учитель пения слышал, как он раздавал задания: один мальчик должен был собрать деньги, другой – привести фотографа, а когда все собрались, он явился с охапкой цветов, велел всем мальчикам вдеть их в петлицы и расставил всех по местам для общего снимка.

Но над Сосо всегда нависала тень. В училище приходил пьяный Бесо, забирал сына и заставлял его учиться сапожному делу. Кеке обращалась к своим заступникам: “Я поднимала на уши весь свет, своих братьев, крестного Эгнаташвили, учителя”, и тогда Бесо “возвращал мне сына”. Но все равно Бесо постоянно “в пьяном виде врывался в училище и силой забирал оттуда Сосо”. Мальчика приходилось проводить в училище буквально под полой брата Кеке – тем временем “все помогали и прятали ребенка, а разъяренного Бесо уверяли, что Сосо даже нет в училище”.

Сталин-школьник, как и Сталин-политик, был средоточием противоречий. “Сосо Джугашвили был лучшим, но и самым испорченным учеником”, – подытоживает Иремашвили. Детство Сталина само по себе уже было победой над невзгодами. Но в дни школьных успехов на него вновь обрушились ужасные удары, которые едва не погубили его.

6 января 1890 года учитель Гогличидзе вывел хористов из церкви после крещенской службы, на которой молились за русский гарнизон, стоявший в Гори. По словам Гогличидзе, “никто не заметил несшийся фаэтон”, который врезался прямо в людей. Двенадцатилетний Сталин переходил дорогу, когда “на него налетел фаэтон, ударил его дышлом в щеку, повалил на землю и, на счастье, переехал лишь через ноги. Нас окружила толпа. Подняли потерявшего сознание ребенка… и доставили его домой”. Извозчик был арестован и позже приговорен к месяцу тюремного заключения, но вот бедной Кеке опять принесли домой окровавленного сына. Придя в себя, он увидел убитую горем мать. “Не бойся, мама, я чувствую себя хорошо, – храбро сказал он. – Я не умру”1.

Сосо получил такие тяжелые увечья, что его отвезли в больницу в Тифлис. Он несколько месяцев не посещал занятия. Ноги были серьезно повреждены. Несколько лет спустя в семинарии он жаловался на “больные ноги” и, даже поправившись, ходил тяжело, “бочком”, из-за чего получил еще одно прозвище – к Рябому (Чопур) прибавился Прямоходящий (Геза). Наверное, он еще больше обычного хотел доказать, что силен, и гордился, что смело перенес такую напасть.

После несчастного случая вновь появился и решил взять свое Бесо – скорее всего, сапожник навестил сына в Тифлисе. Кеке, конечно, рассказала ему, что стряслось с ребенком. Но Бесо не мог упустить случая вернуть себе власть над непокорными домочадцами. Как только Сосо поправился, отец выкрал его и записал в подмастерья сапожника на обувную фабрику Адельханова, где работал сам.

“Ты хочешь, чтобы мой сын стал митрополитом? Ты никогда не доживешь до этого! – кричал он на Кеке. – Я – сапожник, и мой сын должен быть сапожником!”

Теперь Бесо и его сын трудились вместе с восемьюдесятью адельхановскими рабочими – многие часы, за низкий заработок, в залитом водой помещении, освещенном керосиновыми лампами, в испарениях от дубившейся кожи, которая пахла почти как экскременты. От этого смрада тошнило и взрослых мужчин. Даже царские власти волновало, что в мрачном прямоугольном здании фабрики работало много детей. Сосо жил в одной комнате с отцом в рабочем районе Авлабари, на работу ходил через мост мимо Метехской тюрьмы-крепости. Ему приходилось носить башмаки с фабрики в магазин-склад на базаре возле Эриванской площади. Если не считать короткого времени в горийской мастерской отца, это было единственное приобщение Сталина к рабочему быту за всю его посвященную пролетариату жизнь. Если бы Бесо победил, Сталина бы не было, потому что он не получил бы образования. Своим политическим успехом Сталин был обязан необычному сочетанию уличной грубости и классического образования.