В отдаленных уголках разума еще раздавался едва слышимый зов рассудка, предупреждающего ее об опасности. Однако Сейди отмахнулась от него. Она не желала прислушиваться к голосу рассудка или соглашаться с ним. Мыслить здраво ей хотелось в кабинете фирмы Никоса и на борту самолета, летевшего в Афины. Тогда поцелуи и ласки были под запретом, ведь она верила, что у него есть невеста. Теперь же между ними никто не стоял, и ничто не могло ее остановить. Да Сейди и не хочет останавливаться. Она стремилась получить от Никоса приглашение и принять его.

Сейди медленно подняла голову. На этот раз она посмотрела на Никоса в упор и не отвела взгляд.

— Хорошо, — тихо, но отчетливо произнесла она и наклонила голову, приглашая его к поцелую. — Давай разберемся в том, что между нами происходит.

И едва Сейди уступила Никосу, как погрузилась в пламя страсти. Неторопливые мгновения искушения забылись. Теперь она постанывала и извивалась под неистовыми, ослепляющими и терзающими поцелуями. Сейди прильнула к Никосу всем телом, подняла руки и обвила ими его шею, притягивая эту горделивую темноволосую голову к себе, желая продлить поцелуй.

А поцелуй уже не был неторопливым и искушающим, теперь он был жгучим, решительным и требовательным. И Сейди с радостью встретила эту требовательность, отвечая на нее. Она чувствовала глухие удары сердца Никоса, ощущала собственное сердцебиение, звучащее в унисон. Она запускала пальцы в его волосы, прижималась к нему, ощущая, как он ласкает ее обнаженные плечи и спину. Обхватив ладонями ее ягодицы, он еще крепче прижал Сейди к себе.

— Никос…

Наконец красная ткань была сдвинута вниз, обнажая нежные груди Сейди в мягком лифчике голубого цвета. Никос резко выдохнул сквозь стиснутые зубы. Слегка приподняв голову, он обвел пальцем края лифчика, заставляя Сейди содрогнуться.

— Никос… — снова позвала она его, то ли протестуя, то ли изнывая от желания.

Ее трепет усилился, когда он обнял ладонью ее возбужденную грудь, а большим пальцем проник внутрь кружевного лифчика и принялся ласкать ее твердеющий сосок. Сейди вскрикнула от ошеломляющих ощущений. Он заглушил этот вскрик, снова припав к ее губам. Крепче прижав Сейди к себе, Никос почти уложил ее на стол, спустил бретельку ее лифчика, обнажая полную грудь.

Сейди принялась быстро расстегивать пуговицы на его рубашке, но не так ловко, как это сделал Никос с ее платьем. Она услышала звук рвущейся материи, маленькая оторванная пуговица упала на стол и покатилась. Однако Сейди было на это наплевать. Все, что ей хотелось, так это прикоснуться требовательными пальцами к его горячей и шелковистой коже. Ахнув, она коснулась его груди и осторожно провела ноготками по его напряженным соскам.

— Ты моя женщина, — повторял он, — моя.

— Твоя, — шепотом отозвалась она, а затем, когда он коснулся языком ее напряженного соска, выкрикнула: — Твоя!

Голова Сейди лежала на его плече, дыхание опаляло его кожу. Она изо всех сил старалась выровнять дыхание. Молодая женщина напоминала сейчас марионетку с отрезанными нитями, которые обычно удерживали ее в вертикальном положении. В кабинете слышалось их прерывистое дыхание, а через открытое окно доносился тихий плеск волн, набегающих на берег. Там все шло своим чередом, и никто не подозревал о том страстном и чувственном шторме, разразившемся на вилле.

Однако они не могли вечно пребывать в истоме. Рано или поздно придется возвращаться в реальность. В кабинет могут войти. По меньшей мере в настоящее время им следует собраться с мыслями и обрести здравый смысл. А потом придется подумать о последствиях того, что здесь недавно произошло.

Никос должен признаться себе, что вел себя глупо и безрассудно. Не задумываясь ни о чем, он ринулся в объятия страсти.

Только что он был близок с женщиной, которую ненавидел последние пять лет. Он прошел тяжелый путь, прежде чем понял, что не должен ей доверять. Кроме того, он вступил с ней в связь, забыв о предохранении и возможных последствиях. Никос полностью отдался во власть своего возбужденного тела. Обезумел от желания, как перевозбужденный подросток, и вел себя бессмысленно. И он, и Сейди настолько потеряли над собой контроль, поддавшись неистовому влечению, что любая слабая попытка мыслить рассудительно была отвергнута и сожжена дотла на ослепительном пожарище сладострастия, вспыхнувшего между ними.

И самое отвратительное и досадное заключалось в том, что Никос снова, не колеблясь, поступит так же. Даже сейчас, когда он едва отдышался, а его сердце все еще билось учащенно, его тело снова почувствовало голод по этой женщине. Сейди достаточно было пошевелиться, чтобы он вдохнул чистый и свежий аромат ее кожи, смешивающийся с нежным запахом цветочных духов, или коснуться мягкими волосами его щеки. Вот она дышит, и ее теплое дыхание касается его плеча и ласкает кожу…

— Сейди? — Откашлявшись, он снова повторил: — Сейди?

Судя по виду Сейди, ей тоже потребуется время, чтобы прийти в себя. Им явно не удастся поговорить, пока она не соберется с мыслями. Кроме того, Никосу нужно время, чтобы все обдумать наедине и решить, как дальше будут развиваться события.

— Иди и приведи себя в порядок…

Он оглядел растрепанную Сейди. Наклонившись, Никос поднял два кусочка материи и сунул их в руку Сейди, которая до сих пор витала в облаках.

— Но… — начала она, и Никос покачал головой. Прижав телефонную трубку плечом к уху, он развернул Сейди и решительно подвел к двери.

— Прими душ или поплавай в бассейне. Я найду тебя сразу, как освобожусь от дел. Что? — Голос отца снова привлек внимание Никоса к телефонному разговору. — Нет, — ответил он на вопрос пожилого мужчины, поинтересовавшегося, не отрывает ли он сына от важных дел. — Ничего серьезного, что не может подождать.

Итак, Сейди выставили прочь.

Очутившись в коридоре у двери кабинета и не до конца понимая, как оказалась здесь, Сейди не могла решить, то ли ей взорваться от ярости, то ли расплакаться от унижения. В ее ситуации были уместны оба варианта.

И самое ужасное то, что винить за произошедшее она должна только себя.

Дойдя до спальни, Сейди поспешно скользнула внутрь, с треском захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, когда последние душевные силы оставили ее.

Она вся дрожала. Что же теперь делать? У нее не хватило здравого ума настоять даже на том, что они должны предохраняться! Более безрассудного поступка Сейди совершить не могла. Пять лет назад, будучи двадцатилетней девчонкой, она вела себя намного благоразумнее. Так что незачем жаловаться на то, будто Никос обращается с ней как с легкодоступной женщиной. Очевидно, он находит ее именно такой.

Сейди сама позволила ему считать себя такой!

Никос предложил ей принять душ? Он чертовски прав! Сейди примет душ. Ей нужно смыть его запах со своего тела и губ.

«Жаль, что так же легко не удастся смыть с себя воспоминания», — думала Сейди, стоя под душем. Горячие струи лупили по ее голове, стекая по телу. Она тщательно вымылась, дважды намыливала голову шампунем, но все равно не избавилась от ощущения, что ее использовали, а затем недолго думая вышвырнули прочь, как использованную тряпку.