— Шесть признаков говорят о том, что он охотник, — крикнул отец Дроз с другого конца стола. Как истинный швейцарец, он застучал своей большой кружкой по простому сосновому столу, требуя, чтобы ему передали кувшин с пивом.

— Ставлю на путешественника, — подал голос отец Ансельм.

— Наверняка у этого человека есть дети, — добавил отец Клайвз. — Каким же другим способом мужчина в таком молодом возрасте мог заработать прядь седых волос, если только не беспокойством о малышах.

Все за столом засмеялись. Дэниел посмотрел на настоятеля. Отец Джулиан терпеливо ждал, пока утихнет смех. Он поднял вверх руку.

— Не будет никаких пари, — заявил настоятель. — Это противоречит нашему обету. — Каноники и послушники заворчали. Отец Джулиан строго посмотрел на присутствующих: — Кроме того, вдруг он из епархии? Нас могут осудить или оштрафовать, — продолжил он вкрадчивым голосом.

На минуту в комнате повисла тишина. А потом раздался дружный смех.

— Наш настоятель, — заметил отец Клайвз, — думает обо всем.

Дэниел сидел, прислушиваясь к смеху за столом, и чувствовал узы товарищества, объединяющие это тесное общество. Простые, набожные люди. И Дэниел с удивлением понял, что завидует им. Их открытости, доброте, отзывчивости на чужую беду. Их способности изо дня в день выполнять опасную, тяжелую работу, не ропща на судьбу. Это их миссия, и этим словом все сказано.

Но один из них был убийцей.

Лорелея склонилась над исходившей паром лоханью. Вильгельм сидел перед ней на табурете, погрузив ногу в душистую воду из источника. Не поднимая головы, девушка массировала его колено. Ее щеки порозовели от пара, а на носу выступили мелкие капельки пота. Он напряжения и усталости у нее разболелась голова. «А не заразная ли болезнь — амнезия?» — подумала Лорелея, потому что ей была незнакома загадочная женщина, скрывающаяся внутри нее.

Отец Ансельм, который дремал в кресле в углу комнаты, время от времени похрапывал.

— Он всегда спит так шумно? — спросил Вильгельм.

Она опустила ногу мужчины еще глубже в воду.

— Отец Ансельм известен тем, что спит во время снежных обвалов, — проговорила Лорелея и с улыбкой взглянула в сторону старого каноника. — Скажите, если я сделаю вам больно.

Вильгельм посмотрел на нее через пелену пахнущего травами пара, поднимающегося из лохани.

— Мне не больно, Лорелея.

Обескураженная нежностью в его голосе, девушка уставилась на свою руку, на мгновение замершую на его обнаженной ноге. Лорелея удивленно взглянула на Вильгельма и продолжила втирать жидкую мазь в его коленную чашечку. Она хотела быстрее поставить Вильгельма на ноги и уже могла видеть результаты своей работы. Мужчина выздоравливал. Ее Лечение приобрело иной смысл. Все то, что она как врач считала частями клинического тела, внезапно превратилось в плоть и кровь мужчины, занимавшего теперь каждое мгновение ее жизни.

Лорелея уверяла себя, что он был странником, который пройдет через ее жизнь и никогда не вернется. Она хотела, чтобы он ушел, оставив ее сердце нетронутым.

— Опухоль почти прошла. На вас все быстро заживает.

— Как и в тот раз.

Она быстро подняла вверх голову и крупные локоны заплясали вокруг шеи. Девушка знала, что на мгновение выражение лица выдало все ее мысли.

— Вы вспомнили? — быстро спросила она.

— Нет. Вы говорили то же самое, когда снимали у меня швы с раны на голове.

Смутившись, она продолжила растирать его колено, скользя пальцами по гладкой коже. — Вы уверены, что не больно?

— Уверен.

— Уже прошло три недели. Я начинаю беспокоиться. В большинстве случаев, о которых я читала, у больных восстанавливается память в течение нескольких дней, — озабоченно проговорила Лорелея, покусывая губу. — Но был случай в Винисе, когда к человеку не вернулась память. Только представьте себе, начинать все с нуля, словно заново родился.

— А может быть, это не так уж и плохо?

Лорелея молча обдумывала его слова. В глубине глаз Вильгельма она увидела затаенную боль и пыталась разгадать ее причину.

— А что, если у вас осталась семья? У вас, возможно, есть жена и мать, которые оплакивают вас.

— Если бы у меня была любящая семья, неужели бы я не сказал им, куда отправляюсь. К этому времени они бы уже пришли искать меня.

Некоторое время Лорелея работала молча, о чем-то напряженно задумавшись. У нее было какое-то смутное предчувствие, что Вильгельм не хочет вспоминать, кто он такой. Но почему? Может быть, его прошлое было очень трагичным?

— Что вы подразумеваете под трагичным прошлым?

Девушка смущенно улыбнулась:

— Я не сознавала, что говорю вслух. Я подумала, что, может быть, вы избегаете своих воспоминаний.

Вильгельм с изумлением посмотрел на нее.

— Лорелея, какую, по-вашему, ужасную тайну я могу скрывать? — спросил он грубоватым от растерянности голосом.

Чувствуя его смущение, девушка пожала плечами:

— Возможно, у вас все в порядке и вскоре вы оправитесь после травмы. А я зря беспокоюсь.

Ей так хотелось узнать, что тревожило этого человека, потому что она жаждала излечить его. Девушка работала над его коленом, подушечки ее пальцев, ловко и нежно скользили по распаренной коже.

Вильгельм откинул назад голову, устало закрыл глаза, гася в них искорки внутренней боли, и произнес:

— Ради Бога, не останавливайтесь. Мне так приятно.

Его слова разлились по телу девушки сладким нектаром. Она попыталась остановить этот поток беседой.

— Одни из моих ранних воспоминаний относятся к тому времени, когда я лечила растяжения у горцев. Именно тогда я поняла, что хочу стать целителем.

Он открыл глаза:

— Почему вы так сильно заботитесь о больных?

Лорелея разволновалась.

— Это моя обязанность — заботиться о больных и раненых, — заметила она. — Это обязанность всех врачей.

— Но большинство врачей лечат с определенной, корыстной целью. Не спрашивайте, откуда я это знаю, — быстро добавил Вильгельм. — Просто знаю, и все. Догадываюсь. — Он заерзал на стуле. — Вы — исключение, Лорелея.

Не нужно было ему ей это говорить. Его близость разбудила в девушке чувства, о которых она лучше бы и не знала. Лорелея прекратила массаж и положила руки на край лохани. С кончиков пальцев стекала вода. От паров мяты щипало в глазах.

Вильгельм был совершенно прав. Она не могла вести себя с ним как с чужим, не могла легкомысленно относиться к его раненому телу и лечить его кое-как, на скорую руку. Лорелея очень беспокоилась об этом потерянном человеке с белым пятном вместо памяти, заботилась о нем гораздо больше, чем входило в обязанности врача.