— Так чего, Снегурка, пишешь? Письмо Дедушке Морозу?

— Мне выходить надо! — Даша снова дернулась. — Пустите!

— Да ты сама не знаешь, чего хочешь! — захохотал пьяный. — А я знаю!

— Это точно, братан. Она сама не знает, чего хочет. — Парень в вязаной шапочке сел с другой стороны, крепко притиснув Дашу к верзиле. В руках у него был упавший блокнот. Сиденье явно было маловато для троих. Даша обреченно втянула голову в плечи.

— Совсем заколебала. То купи ей елку, то не надо ей елки, — приятельски обратился он к пьяному верзиле как к старому знакомому. — Разве этих баб поймешь! Надулась на меня, смотри, отсела, с людьми и базарить не хочет. Саша, — представился он.

— Ты смотри, тезки! — Парень снял руку с Дашиного плеча и потряс протянутую пятерню. — С наступающим вас. Ну, бывайте. Снегурка у тебя что надо! — Пьяный еще раз потряс руку того, кто назвал себя Сашей, и вывалился из вагона на очередной остановке.

— Возьмите. — Парень подал ей блокнот. — Извините, что так получилось, но с этим, гм… товарищем лучше всего было разговаривать на его языке. Я, конечно, мог ему сразу и по лицу, но…

— Что вы, что вы, спасибо! — горячо перебила его Даша. — Если бы не вы… Это хорошо, что без драки. Милиция потом и разбираться не станет, кто виноват… А я смотрю — никого нет, поздно уже… — Голубые глаза ее сияли, из-под черной пушистой шапочки выбилась прядь светлых волос.

— Действительно, поздно уже. Давайте я вас до дому провожу. Вы куда едете?

— До конечной.

— Я тоже до конечной. Кстати, Саша. — Он протянул ей руку.

— Даша.

Ладонь у него была твердая и теплая, и он на мгновение задержал ее пальцы. Даша почувствовала, как загорелись щеки. «Ну что это я, как девочка прямо», — подумала она. На улице было ветрено, снег летел в лицо твердыми крупинками, падал на замерзшие лужи. Он проводил ее до самой двери и немного помедлил, прежде чем сказать:

— Спокойной ночи, Даша.

— Спокойной ночи. — Она проскользнула за дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце стучало часто-часто, в ушах и горле одновременно. И сквозь тонкую преграду, разделяющую их, она слышала, что он все еще стоит там, в подъезде. Вот наконец шаги застучали вниз. Даша вздохнула. Романтическое приключение окончилось.

Саша Бухин вышел из подъезда в полном смятении чувств. Какая девушка! Когда за ней уже закрылась дверь, он вспомнил, что так и не отдал ей блокнотный листок. Он вынул его — тоненький мятый листочек — и, стоя на площадке между этажами, под тусклым светом пыльной лампочки прочитал торопливо написанные строчки:

Я ждала тебя тысячи, тысячи, тысячи лет —

Между тем только восемь минут простучало ленивых.

Здесь, в метро, где искусственный воздух и мертвенный свет,

Замыкало пространство свой круг не спеша, терпеливо.

Я попала в ловушку, в кольцо, невидимкой силок

Захлестнул, и сковал, и замедлил движенье,

И все тысячи лет время шаркало свой оселок

О меня, истончая до полного исчезновенья.

На границе, на тоненькой нити над бездной вися,

Все же слыша шипенье дверей и гуденье вагонов,

Тихий времени скрип и гигантский размах колеса

Средь вселенных простерт. И секундного крена, наклона,

Легкой дрожи достаточно, чтоб проходили века

Чередой императоров, войн, парадоксов, религий…

Протоплазмы каприз — как жива, как подвижна рука…

Всего восемь минут здесь, в метро, на скамеечке, с книгой.

На другой стороне было еще:

Куда ты едешь, дурочка?

Господь тебя спаси!

Какая же я дурочка?

Я бедная Снегурочка

Из сказки о любви.

Куда ты мчишься, девочка?

И пусто, и темно,

И снег валит, душа болит,

И выпито вино…

Строчки обрывались. Саша вздохнул и аккуратно положил листочек в бумажник. Какая девушка! А он, дурак, даже телефона у нее не взял. Ничего. Адрес он знает, утром придет на работу и пробьет ее телефон. Как хорошо, что можно воспользоваться служебным положением! «А вдруг она замужем?» — внезапно испугался он. Нет, кольца у нее на руке точно не было. Да и какой муж отпустит так поздно одну? Наверное, из гостей ехала… Он поскользнулся на замерзшей, припорошенной снежком луже. Мысли его текли все в том же направлении. «Глаза у нее красивые… У такой девушки, наверное, отбоя нет от поклонников». Но он все равно позвонит. И имя у нее красивое — Даша. Снегурочка…

* * *

— Ё-моё! Ты смотри, Катерина, какие хоромы! — Лысенко завистливо крутил головой в прихожей, оглядывая высокие потолки. — Это ж сколько у тебя комнат, две?

— Три, Игорь Анатольич.

— Ё-моё! Ты смотри, с женихами поосторожнее… У тебя тут сколько метров?

— Игореша, ты в гости пришел или свататься, я не понял. — Банников пристроил на вешалку куртку и шапку. — Веди в кухню, Катюха. Салаты будем резать, чего там еще нужно…

— Ой, да у меня почти все готово и накрыто уже, — засуетилась Катя.

— Водочку в холодильник поставила? — поинтересовался Лысенко. — Ну и умница, соображаешь. Ты смотри, елка какая! А лампочки есть? Давайте включим. Елочка, зажгись! Ого, мигают! А вы знаете, что наш Бухин не один придет?

— А с кем? — поинтересовалась Катя, доставая еще один прибор.

— Катька, сама подумай, ну не с мужиком же он придет! С девушкой он придет, с девушкой.

— Ого, какой Катюха стол отгрохала. О, грибочки маринованные! — обрадовался Банников.

— Ешьте их сами, — поморщился Лысенко. — А ты чего, Катерина, не поменяешься с доплатой? Такая квартирища, да еще в центре, — ты что! Взяла б двушку где-нибудь, хоть на Салтовке. Тут и на ремонт хватит, и на мебеля, и еще погулять останется. Какой, говоришь, у тебя метраж?

— Да, пропал Новый год, — прокомментировал майор. — Не даст ему твоя квартира, Катюха, покоя. Он теперь только о ней и будет говорить.

— Не делайте из меня монстра. — Лысенко надулся. — Не любите вы меня, уйду я от вас. Где тут у тебя, Катерина, руки помыть можно?

Из ванной он вернулся в полной прострации.

— Ой, мама моя родная! У Катерины ванная, как вся моя халупа. Даже два окна. Конем гулять можно. Катька, если б я раньше знал, что ты у нас невеста с приданым…

— Ну, все. Я так и знал, что этим кончится. Теперь он тебе проходу не даст.

— Злой ты, Предбанников, как собака. — Лысенко хищно утащил с тарелки кусочек колбасы. — Может, за стол уже пора, а? И где этот Бухин ходит! С девушкой своей! Десять уже! У меня скоро будет гастрономический криз. Если вы не хотите, то я сам старый год провожать буду, что ли…

* * *