Эти землевладельцы составляли большинство в рейхстаге, в министерствах, в офицерском корпусе и генералитете армии.

Юнкеры рассматривали Францию как неизменного противника (и настаивали на превентивной войне), Австрию как конкурента и временного союзника. Их устраивала дружба с Россией – с их точки зрения, страной «юнкерской», «классово близкой». Они признавали за Великобританией роли «мастерской мира», «владычицы морей» и «мирового арбитра». Это их не беспокоило, пока Англия не становилась прямым военным союзником Франции, что в Викторианскую эпоху «блестящей изоляции» выглядело малореальным.

Юнкерство делало ставку на сильную сухопутную армию и ставило задачу «колонизации Вислы». Это, как ни странно, роднило юнкеров с немецкими левыми, также озабоченными польскими проблемами.

При О. Бисмарке Германская империя носила сугубо юнкерский характер, то есть оставалась «увеличенной Пруссией». Известно, что, когда «железного канцлера» спросили, что он думает о разделе Африки, Бисмарк ответил: «У меня с одной стороны Франция, а с другой – Россия. Вот и вся моя карта Африки».

Но армия нуждалась в современном оружии. Это стимулировало рост промышленности, дополнительно ускоренный полученными от Франции контрибуциями. Промышленность зависела от источников сырья и все в большей степени требовала от правительства политически обеспечить доступ на рынки сбыта, прежде всего восточноевропейские и средиземноморские.

Германская промышленность, как и американская, была молодой и создавалась по последнему слову техники своего времени. Норма прибыли в законопослушном германском государстве была выше, чем в либеральной Англии, а состав инженерно-технических кадров – в целом лучше. Гумбольдтовская реформа, несмотря на политический «откат» 1850-х годов, принесла свои плоды. В результате Германия начала выигрывать у Англии в конкурентной борьбе, тем более что «мастерская мира» в то время практиковала «свободную торговлю», а Германия имела возможность защищать свой внутренний рынок протекционистскими тарифами.

Великобритания также введет тарифы, но это произойдет только после мировой войны, а пока Германия успешно создает высокоразвитую индустрию, и этой индустрии быстро становится тесно внутри страны.

Новый имущий класс – грюндеры – не связан с землей. Его представители часто не владеют сколько-нибудь серьезной недвижимостью. Их капитал носит финансово-промышленный, а не агропромышленный, как у юнкеров, характер. Это означает, что Германия теперь заинтересована не только в экспорте товаров, но и в экспорте капитала. А значит, нужны колонии.

Юнкеры видят Германию сильнейшей европейской сухопутной державой, грюндерам этого мало. Для них Германия – ведущая мировая держава, господствующая на морях и мировых рынках, опередившая Великобританию и занявшая ее место неоспоримого мирового лидера.

Юнкерам нужна сильная армия, флот для них «предмет роскоши», не говоря уже об убыточных колониях.

Грюндеры нуждаются в торговом и военном флоте. Чтобы оправдать затраты на флот, они должны вести активную колониальную политику, причем их агитация опирается на колониальные «сокровища» – африканские золото и алмазы. Такие аргументы понятны юнкерской партии, против них не может до конца устоять даже Бисмарк, и Германия начинает активно вкладываться как в Юго-Западную, так и в Юго-Восточную Африку.

Конечно, все люди, знакомые с четырьмя действиями арифметики, понимают, что золото и алмазы если когда-нибудь и окупят затраты на колониальную политику, то через десятилетия.[28] Но это и не рассматривается как стратегическая цель. Достаточно того, что для их добычи в Африке будут построены немецкие железные дороги на деньги немецких банков. Экспорт капитала, обеспеченный потенциальными ресурсами колоний, дает немедленную прибыль.

Далее по официальной версии в колониях должно будет активно развиваться сельское хозяйство (прежде всего, посадки кофе), и туда хлынет поток переселенцев. Это уменьшит остроту социальных проблем в самой Германии, поскольку наиболее активный недовольный элемент станет осваивать Африку и нести туземцам германскую культуру.

В действительности немецкие пассионарии искали возможности продвижения у себя на родине – через военную службу, высшее образование или через участие в левом движении. Не преуспевшие в этом эмигрировали в основном в США и Канаду. Что же касается колониальной экспансии, то к 1914 году Германия владела почти 3 миллионами квадратных километров колоний, где проживало около 14 миллионов туземцев и 24 тысячи германских подданных,[29] из которых где-то около половины были чиновниками колониальной администрации. (Для сравнения: из Италии в Ливию эмигрировали 110 тысяч человек, в Тунис – 90 тысяч, в Сомали – 22 тысячи.)

Грюндеры рассчитывали, что в перспективе ситуация может измениться к лучшему, но в общем и целом их мало интересовало даже сельское хозяйство на родине, не говоря уже о Намибии и Танзании с их желтой лихорадкой, амебной дизентерией и мухой цеце. Колонии рассматривались ими, во-первых, как место вложения капитала, а во-вторых, как возможность включиться в океанскую мировую торговлю. Дар-эс-Салам представлял собой идеальный опорный пункт на Индийском океане, предполагалось строительство крупного порта в Намибии для получения доли прибылей от торговли в Южной Атлантике.

Иными словами, колонии были нужны не сами по себе, а как своеобразные «крепости», контролирующие не материки, а океаны.

Франция, уступающая Германии на суше, строила оборонительную линию крепостей вдоль восточной границы. Германия, уступающая Великобритании на море, создавала защищенную систему океанских портов в ключевых точках мировых торговых путей.

Это провоцировало Германию на превентивную сухопутную войну против Франции, а Англию – на превентивную морскую войну против Германии, что долго доказывал своему монарху британский адмирал Д. Фишер.

При Бисмарке, как уже говорилось, Германия остается юнкерской страной. Уже в самом конце своего канцлерства, в 1890 году, он, например, обменял англичанам Занзибар на маленький, но стратегически важный остров Гельголанд у германского побережья.

С уходом «железного канцлера» влияние грюндеров постоянно возрастает, в результате чего Германия в начале ХХ века делает одновременно две взаимоисключающие ставки: по-прежнему основой всего в стране остается армия, и одновременно развертывается амбициозная программа военно-морского строительства.