Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Братья «Фи Дельты» явно от тебя в восторге.
Он пожал плечами, но не смог сдержать улыбку. – «Они от всех нас в восторге. Ты, может быть, уже кандидат в Чи-О, между прочим. После сегодняшнего».
Какой резкий контраст. Вчера я была обыкновенной Джессикой Миллер. Сегодня я – девушка в дорогом платье, одна седьмая звезды, будущий член «Чи-О». Я думала об обещании Дюкета: «Мы изменим тебя, душу и тело». Может быть, именно это и происходило.
Хезер заметила Джека и перестала крутиться, сосредоточившись на нём, как будто он был единственным человеком в комнате. Она подошла к нему и протянула руку. На мгновение Джек выглядел неуверенно, а потом сделал глубокий вдох, протянул к руку ней и наклонился.
– Виски, – сказала она. Он замер, чуть не опрокинув бутылку, когда убирал руку и вместо неё протягивал виски. Даже темнота комнаты не могла скрыть цвет его щёк. Хезер отпила большой глоток, а потом протянула бутылку обратно. Она улыбалась своей знакомой улыбкой кошки, съевшей канарейку.
– Для смелости, – сказала она.
Что она задумала? Вопрос на века.
Джек потянулся за бутылкой, но она схватила его за руку и притянула к себе. Прямо посреди танцплощадки, Хезер его поцеловала: в одной руке виски, а другая – на щеке у Джека.
– Наконец-то, – простонала я, а Фрэнки засвистел так громко, что я была уверена, что Джек сейчас вырвется и убежит. Минт повернулся ко мне, ухмыляясь, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут музыка сделалась громче, басы завибрировали через пол, а Фрэнки закричал:
– Это – моя любимая часть!
Вместо того, чтобы что-то сказать, Минт схватил меня за руку и развернул; чёрное платье закрутилось идеальным кругом. Краем глаза я видела, как Каро смеётся с Фрэнки; Джек и Хезер уже отстранялись, но ещё склонились друг к другу.
– Где Куп? – Закричала я, пытаясь перекричать всё более громкую музыку.
Минт повернулся и показал на задний выход, который вёл с танцплощадки во внутренний дворик:
– А где же ещё?
Я посмотрела. И конечно же Куп стоял в угле двора с двумя другими ребятами. Он был глубоко погружён в разговор, внимательно слушая, как говорит один из них. В задумчивости он запустил руку в волосы и заткнул локон за ухо. Я смотрела, как локон непослушно поднимается вверх, а он, кажется, не заметил. Только я.
Но мой взгляд его привлёк, и он повернулся.
– Куп! – закричала Каро, прыгая под музыку, даже когда она делалась всё быстрее. – Иди танцевать с нами!
– Не будь лузером! – Закричала Хезер.
Джек поднял бутылку.
– У нас виски!
– Я снова разденусь, – пробасил Фрэнки. – Если хорошенько попросишь.
Куп засмеялся, потряс головой и вернулся к разговору. Я глубоко вдохнула и закричала:
– Ну же, Куп!
Он повернулся и поднял брови. Я тоже подняла бровь. Вызов. Внезапно он шлепнул по руке одного из ребят, что-то ему передавая, и зашел в дверь, идя насквозь через танцплощадку. Каро и Фрэнки заулюлюкали; Джек улыбнулся до ушей и протянул бутылку виски. А во мне было чувство, которое я едва опознала; чувство, для которого у меня не было слов. Ближайшее, которое я могла бы назвать, было «Смотрите что я могу» или «Блин, что я натворила».
Но Куп не пошёл ко мне. Он подошёл к Каро, оттолкнул Фрэнки, чтобы взять её за руку и раскрутить её, чтобы она засмеялась. Чувство внутри меня превратилось в стрелу; Минт вцепился в меня, и тут из фойе на танцплощадку ворвался парень, надевший наш баннер на плечи, будто плащ, и все расступились, аплодируя. Песня приближалась к развязке, к вершине холма, и мы смеялись, все всемером, прыгали, соприкасаясь руками. Я видела, как в темноте светятся их лица. И я думаю, что я знала, даже тогда, что лучше, чем в тот момент, не будет. Я думаю, какая-то часть меня могла почувствовать – даже тут, посреди триумфа, в нашем диком, идеальном начале – небольшие семена нашей гибели.
Глава 6
Январь, первый курс
Ужас и предвкушение: самый могущественный в мире химический коктейль. До дня приёма в сестринства я никогда прежде не видела сразу стольких готовых взорваться девушек. Баскетбольный корт спортзала был битком набит, от стены к стене, поёживающимися, трясущимися первокурсницами; одни бесконечно тараторили, а другие хранили гробовое молчание. Мы с Каро представляли оба лагеря: она не могла заткнуться, а я не могла раскрыть рта.
– Думаешь это правда, что говорят, что мальчишки выстраиваются на порогах и кричат на нас, пока мы бежим? Думаешь, правда, что они чем-то бросаются? А что если нас не захочет абсолютно никто и мы попадём на самое дно, в какое-нибудь «АОД» или типа того? Что если мы не попадём в «Чи-О»? – Каро закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Всё будет нормально. Всё будет хорошо.
Что если я не попаду в «Чи-О»? Этот страх меня преследовал. Но я туда попаду, обязательно должна. Попасть туда – значит будто бы получить надпись на лбу «популярная, красивая, лучшая», и где бы я ни шла, все сразу будут это знать.
Наш лидер студенческих объединений вручил конверт Каро, потом мне. Хезер подошла поближе:
– В нетерпении?
– Угу, – неубедительно сказала Каро. Я, с пересохшим ртом, кивнула.
– Вот наша общественная судьба, вот она, в наших руках! – Хезер подбросила конверт и засмеялась, как будто он не весил тысяч фунтов ожиданий. Потому что разумеется. Я начала понимать, что в жизни Хезер не было ни единого мгновения, когда она не была чрезвычайно уверена в себе. Обычно это было упоительно. Сейчас я почувствовала укол зависти.
– Итак, девушки, – сказал в микрофон президент студенческих объединений. – Настал тот час. Открывайте конверты, а потом вы можете бежать в свои новые дома на кампусе, туда, где вас ждут ваши сёстры!
По всему спортзалу послышались визги и звуки рвущейся бумаги. Я дёрнула свой конверт, но он не поддавался.
Рядом со мной Каро завизжала:
– Я попала в Каппу! О господи, Джесс. Я знаю, что это не «Чи-О», но я всё равно так рада!
У меня не было времени её утешать. Зал наполнился визгами и всхлипываниями. Я дёрнула сильнее, и, наконец разорвав конверт пополам, стиснула в пальцах красиво надписанное приглашение.
«Джессика Миллер,
мы очень рады пригласить тебя стать
членом Каппа Гамма 2006 года приёма!»
Как Каппа? Я сидела, но земля подо мной завертелась. Попытался вырваться плач, но я сдержала его. Нельзя плакать здесь. Я не стану.