Юлия вспыхнула.

– Помню…

– И ушел я оттуда из-за тебя, мне хотелось состояться, стать как Евгений Антонович, успешным, богатым, и тогда ты…

Он замолчал. Молчала и Юлия, испытывая странное чувство нереальности и раздвоенности, находясь одновременно сейчас, здесь, и там, в прошлом… Она вспомнила, как он коснулся ее руки… Как извернулась судьба, как взбрыкнула, приведя их туда же… Только Женьки больше нет, и она больше не отнимает руку…

Кто задумал так? Кто наблюдает пристально и ждет, что будет дальше?

– О форуме я услышал в новостях и пришел, – сказал Алекс. – Боялся, что ты меня не узнаешь…

Они проплывали под железнодорожным мостом, по которому шел поезд. И Юлия вдруг подумала, что, если бы мост обрушился и поезд упал на них, то они действительно умерли бы в один день. И еще подумала, что не имеет ничего против…

– Ты загорела, – сказал вдруг Алекс, разворачивая Юлию к себе. – И нос обгорел!

Они смотрели друг на друга – карие глаза Юлии в серые глаза Алекса. Он легко прикоснулся к ее губам, прижался сильнее…

Они целовались, сидя на пустой палубе, а кораблик, деловито пыхтя и подрагивая, проплывал меж зеленых берегов и песчаных пляжей – там сидели рыбаки с удочками, и синее небо отражалось в синей воде. Юлию вдруг захлестнуло чувство такой безудержной радости, предвкушение такой долгой и счастливой жизни впереди, такой благодарности за то, что они встретились и теперь вместе, что она обняла его и прошептала:

– Алекс, давай сбежим куда-нибудь!

– На край света! – ответил Алекс, покрывая поцелуями ее лицо. – В шалаш на берегу океана. Я хочу тебя, Юлечка!

– Прямо здесь? – спросила она лукаво.

– Да! Мы одни.

– А рыбаки?

Алекс расхохотался:

– Они, кроме поплавка, ничего не видят!

Они вернулись в город, когда уже полыхал закат и потянулись длинные предвечерние тени. Томный жаркий день заканчивался, и Юлия подумала, что такие дни остаются в памяти навсегда. И вечера! При мысли о вечере вдвоем она чувствовала слабость в коленках, что было просто смешно – взрослая солидная женщина, а ведет себя как девчонка! Хорошо, что сегодня нет Лизы Игнатьевны!

Ирка вчера была какая-то квелая, в подобном размазанном состоянии Юлия подругу еще не видела. Неумытая, нечесаная, в шикарном шелковом халате, надетом поверх несвежей ночной рубашки, который она не удосужилась запахнуть, и длинные витые шнуры с кистями волочились по полу, Ирка была похожа на привидение. В глубоком вырезе торчали тощие ключицы…

– Ишь ты, тихоня, – сказала Ирка, рассматривая Юлию. – Как он хоть, стоящий трахальщик?

Юлия вспыхнула – грубость Ирки, которая всегда ее забавляла, сейчас была ей неприятна.

– Какие мы нежные! Да ладно, не буду, – проворчала Ирка, скользнув взглядом по ее лицу. – Кофе будешь? Пошли в кухню, в гостиной бардак! Я рассчитала свою последнюю, Зойку, совсем оборзела!

Когда они пили кофе, она вдруг спросила:

– Ты что, действительно запала на него? Может, и замуж пойдешь?

– Замуж? – изумилась Юлия. – Зачем?

Ирка, казалось, растерялась.

– Пусть знают, – сказала неуверенно. – Молодой муж – это как знак качества, поняла? Стимул держаться на плаву. Я бы ни минуты… честное слово! Даже шмотки… Есть шмотки, которым нужен мужик! И в театр или на концерт, даже там! Он сдает твою шубу в раздевалку, пропускает тебя вперед, держит за руку… все охреневают! Да и посмотреть есть на что, не то что… – она запнулась, – …твой вечный поклонник Лешка Добродеев, клоун престарелый! И в постели! – Она стукнула кулаком по столу – задребезжала чайная ложечка на блюдце. – Вообще, должна тебе заметить, что мужики стареют раньше, с тридцати поголовно все импо! Мы хоть намазаться можем, наш возраст не бросается в глаза… ну, если ты одета, то, се, шикарное белье! И молодой муж! Пусть удавятся! Я бы ни минуты! А давай за вас!

Она вскочила и помчалась, с развевающимися полами халата в гостиную. Вернулась с бутылкой коньяка и хрустальными бокалами, с силой поставила на стол, как припечатала. Разлила коньяк, схватила свой бокал. Юлия подняла свой и вскрикнула от неожиданности – бокал распался на две почти равные половины, и коньяк выплеснулся ей на колени.

– Черт! – заорала Ирка. – Да что за день такой! С утра невезуха! – она бросилась к Юлии с салфеткой. – И Марик как взбесился, устроил мне… обструкцию! Я тут жакет белый себе присмотрела, а он ни в какую! Ненавижу! Почему я тащу все одна? Почему все на мне? Почему… – Она вдруг запнулась и спросила хрипло, с ужасом глядя на окровавленную руку: – Господи… что это?

– Ты порезалась этим дурацким осколком! – воскликнула Юлия. – Это я виновата! – Она схватила салфетку, принялась промакивать кровь на Иркиной ладони. – Это просто царапина, подыми руку кверху, сейчас… сейчас! Пластырь есть?

Ирка остановившимся взглядом смотрела на красную струйку и вдруг зарыдала, вырвав руку, уронив голову на стол.

Озадаченная Юлия с жалостью смотрела на всхлипывающую Ирку, ей была непонятна ее вспышка. Потом сказала:

– Ирусь, пошли купим тебе этот жакет! Подарок от меня…

…Она отперла дверь, и Алекс обнял ее прямо в прихожей. Юлия чувствовала его нетерпение.

– Здесь можно? – шепнул он, и они расхохотались. Он подхватил ее на руки, пнул ногой дверь. Лапик прыгал рядом и заливался восторженным лаем.

Он нес ее в спальню, целуя и между поцелуями лихорадочно повторяя:

– Юлечка, Юлечка, я думал, подохну! Целый день… я чуть с ума не сошел! Что ты со мной делаешь! Ведьмочка ты моя ненаглядная!

Они поспешно раздевались. Лапика не впустили в спальню, и теперь он поскуливал под дверью. Их одежда полетела на пол, ее белый свитер и его серый. Юлия сдернула с постели тяжелое шелковое покрывало, оно скользнуло на пол, вздулось пузырем и медленно осело, выпуская воздух.

– Иди ко мне! – шептал Алекс, притискивая ее к себе, прижимаясь ртом к ее рту. – Я люблю тебя!

Дыхание их смешалось, сердца бились в одном ритме. Жадные, они спешили брать и все не могли оторваться друг от друга…

Так я и знал наперед,

Что они красивы, эти грибы,

Убивающие людей!

Исса (1768—1827)

– Ну что ж, бизнес, кажется, в порядке, – заметил Олег Монахов, оторвавшить от экрана компьютера. – Репутация, отзывы, планы на будущее. Связи с дальним зарубежьем, с Францией, Польшей, Англией, оборот приличный, если не врут. Знаешь, как-то не верится, что после смерти хозяина никто не пытался прибрать к рукам это хозяйство. Когда он умер?

– Евгений Антонович? Женя? Полтора года уже. В прошлом году, четырнадцатого марта, как сейчас помню некролог в «Курьере».