Он потянул ее за руку, приложил палец к губам, и они бесшумно спрятались за придорожный валун.

Идущий появился довольно быстро. Это был худощавый белобрысый паренек, года на три старше его. Паренек шел беспокойно, периодически оглядывался назад, сохраняя на лице упрямое хмурое выражение.

Они затаили дыхание, но в этот самый момент в носу у нее зачесалось. Она держалась изо всех сил, однако, когда встречный поравнялся с ними, не стерпела и чихнула.

Шедший тут же шарахнулся в сторону.

— Вы чего здесь? — спросил паренек, разглядев их обоих.

— Ничего, — ответил он, сжимая в руке быстро подобранный камень. — Тебе-то что?

— Ничего, — в свою очередь сказал парнишка, почувствовав скрытую угрозу. — Купаться, что ли, собрались?

— Может, и купаться, — все с тем же вызовом произнес он.

— Ладно, — миролюбиво заключил парень, — дело ваше, купайтесь.

Все помолчали.

— Вот что, — опять заговорил встречный, — давайте договоримся: вы меня не видели, и я вас тоже не видел, идет?

Он, подумав, кивнул.

— Я знаю, что кавказцам верить можно. Значит, договорились, — удовлетворенно протянул паренек и зачем-то добавил: — Меня Витя зовут.

Он снова кивнул, но ни себя, ни ее в ответ не назвал.

— Ну, пока тогда, — усмехнулся Витя.

После чего, не оглядываясь, пошел вверх, туда же, куда уползла змея, в сторону горы Конь. На лице у него при этом вновь появилось все то же упрямое выражение.

Вскоре паренек скрылся из виду.

Они снова вышли на дорогу но, сделав несколько шагов, опять остановились. За этим поворотом уже было видно море, к которому они добирались так долго.

Они стояли на пустом берегу, пристально глядя вдаль, туда, где рождались набегающие на берег лохматые волны.

Наконец он оторвал глаза от горизонта и повернулся к ней, внимательно оглядел ее маленькую стройную фигурку в раздувающемся от ветра легком платьице лимонного цвета.

Она, не замечая его взгляда, стояла, обняв свои худенькие плечики, и по-прежнему напряженно всматривалась туда, где вставало огромное желтое солнце, радушно раскидывающее по воде слитки расплавленного золота.

Он тяжело и незаметно для нее вздохнул. Он был намного старше, почти взрослый, ему уже исполнилось десять, а ей только восемь, поэтому вся ответственность ложилась на него. То, что они принимали решение вместе, сейчас уже не играло никакой роли, он это отлично понимал.

Если он теперь откажется, отступит, она не будет настаивать, разве что удивленно посмотрит на него своими светлыми, почти прозрачными глазами.

Но он не отступит. Он мужчина, а мужчины во всем идут до конца, чего бы это им не стоило.

Так всегда поступал отец. Так поступали все мужчины в его роду.

Он хорошо помнил, как отца били.

Отец не пытался спрятаться, не просил пощады. Он уже был весь в крови, но всякий раз вставал и шел на них, а его снова сбивали с ног, молотили сапогами по голове, кричали — ну что, черножопый, мало тебе! — и опять били.

До тех пор, пока он уже не смог встать.

С того дня он рос у хромого Ильяса, старшего брата отца. Дядька его почти не замечал, ему было не до него. К тому же он часто пропадал, бывало, отсутствовал по неделе.

И хорошо, что не замечал. Характер у дядьки тяжелый. Если б узнал про нее, наверняка уже убил бы его не задумываясь.

Он поднял руку, отбросил со лба лезущие в глаза смоляные волосы. Она, почувствовав его движение, повернулась к нему, нежно улыбнулась во весь рот. Двух зубов у нее не хватало, но улыбка все равно была хорошая, полная доверия к нему.

Эта улыбка придала ему решимости. Не зря же они проделали такой путь. Он ведь все продумал, долго ждал, когда дядька опять уедет, другого такого случая уже не будет.

А потом, назад им все равно пути нет.

— Ну что, пойдем? — сказал он.

— Ага, — кивнула она.

Сняла панамку, положила ее на песок и придавила камнем, чтобы она не улетела. Ветер тут же растрепал ее длинные светлые волосы, разметал их по плечам, пушистой кисточкой щекотно провел по шейке. Она рассмеялась, порылась в карманчике платья, достала резинку и ловко собрала волосы в пушистый хвост.

Он, любуясь, следил за ней.

Он любил ее, любил ее смех, любил эти угловатые порывистые движения.

А больше на самом деле он никого не любил. Разве что кутенка Вилю, которого подобрал на свалке в прошлом месяце. Все, кого бы он мог любить, уже умерли.

Некоторых убили, как отца. Некоторые-сами.

— Я готова, — сказала она.

— Хорошо, — кивнул он. — Пошли.

Он быстро снял шорты и рубашку, она стянула с себя платье. Как всегда, заботясь о нем, забрала у него вещи, вместе со своим платьицем аккуратно сложила все рядом с панамкой.

Теперь оба остались в одних трусиках.

— А трусы снимать? — спросила она.

Он задумался. Она, прищурившись от ветра, ждала его ответа.

— Давай снимем, — решил он. — Зачем они нам!

Они остались нагими и с интересом оглядели друг друга. Улыбнулись, обнаружив, какие они во всем разные.

Он был смуглый, мускулистый, она — беленькая, тоненькая.

Они взялись за руки и, с удовольствием ступая по уже нагревшемуся песку, пошли к воде.

У самой воды они остановились.

Волны ласково накатывались на их босые ноги, играли блестящими на солнце брызгами, призывно рассыпались мириадами сверкающих огоньков.

Переглянувшись, они радостно вошли в прохладную воду, и она с нежностью приняла их.

Разжав руки, они поднырнули под набегающую волну и, вынырнув — она чуть раньше, он на секунду позже, — поплыли дальше без каких-либо видимых усилий.

Их позолоченные солнечными лучами тела невесомо скользили по воде, все дальше удаляясь от берега.

Некоторое время они плыли молча, периодически поглядывая друг на друга. Он обратил внимание, что улыбка ее постепенно исчезла, сменившись упрямым, хмурым выражением.

Вскоре он подметил, что движение ее замедлилось, и она понемногу стала отставать. Он в свою очередь сбавил ход, дал ей возможность вновь поравняться с ним.

— Ты чего? — спросил он, озабоченно всматриваясь в ее напряженное личико.

— Ничего, — ответила она, прерывисто дыша. — Устала немножко.

— Ляг на спину, — посоветовал он. — Отдохнешь.

Она послушно перевернулась, впервые увидев при этом оставшийся вдалеке берег.