Гризелда поднялась с места и принялась возиться со своей сеткой для волос и шалью, готовая удалиться и выпить чаю.

– Похоже, тебе удалось дотянуть до конца обеда и не свалиться со стула, – сказала Имоджин. – Уже хорошо. Ты хотел сказать, что Дрейвен был готов пустить в дело свой жезл только на свободе и со шлюхой, но в моем присутствии терял уверенность?

– Что-то в этом роде, – ответил Рейф, чувствуя, что победа в этом словесном поединке ускользает. И было что-то такое в ее взгляде…

– Возможно, ты прав. Теперь я думаю, мы были очень чопорной парой. Скорее всего это объяснялось тем, что мы были женаты всего две недели. Но одно я тебе могу твердо сказать, Рейф, поскольку ты, по-видимому, весьма озабочен моими впечатлениями от брака, что его оружие, о котором идет речь, всегда было в боевой готовности.

Улыбка затеплилась в ее глазах. Но одна только мысль, что она могла вспоминать Мейтленда с удовольствием, вызывала у Рейфа чувство, которому он бы не сумел найти определения… оно просто ослепляло его.

– А теперь, – сказала она тихо, – можешь ли ты заверить меня в чем-то подобном относительно себя?

– Тебе требуются мои услуги? – спросил он, стараясь, чтобы в его словах прозвучала кислая саркастическая нота.

Ее это не смутило. Она не дрогнула и встретила его взгляд бестрепетно и прямо.

– А у тебя такое впечатление?

– Кто знает? – ответил он. – Возможно, тебя утомила охота за моим братом. А Мейн, кажется, ускользнул, подался на сторону. – Он прищурился и смотрел на нее. – Не Мейн ли научил тебя разглагольствовать о жезлах, а? Он только притворялся, что не пал жертвой твоих чар, понимая, что я, как опекун, несу за тебя ответственность! – И снова он не мог бы сказать, о чем она думает. – Так это он? – спросил Рейф.

Имоджин подалась вперед:

– Мужчина, для которого его тайный советчик значит меньше, чем стакан «Тоубермэри», не может представлять интереса ни для кого.

– Его тайный…

Но она уже ушла вслед за Гризелдой, шурша платьем и не оставив ничего, кроме приводящего его в ярость дуновения своих духов. Она пахла лимоном.

Некоторое время Рейф сидел, уставившись в стол. Сердце его клокотало неистовством. Оно билось глухо и отчаянно при мысли о том, что Мейн ему лгал. Все это было ясно. Конечно, ему безразлично, если даже Имоджин переспала с половиной его светских знакомых. Как она частенько говаривала, он ведь юридически перестал быть ее опекуном, как только она вышла замуж за Мейтленда.

Его привел в чувство озабоченный голос дворецкого Бринкли, спросившего, не желает ли он портвейна. Рейф посмотрел на рубиново-красную жидкость с отвращением и покачал головой.

Как Имоджин посмела намекнуть на то, что его тайный советчик не годится ни для какого предприятия?

– Похоже, ты вел весьма оживленную беседу с леди Мейтленд? – сказал Гейб, передвигаясь поближе к Рейфу, поскольку леди ушли.

Рейф же изо всех сил пытался вспомнить, когда в последний раз он пользовался услугами шлюхи. Не в прошлом году, потому что тогда он был в Лондоне со своими подопечными и, конечно, не мог позволить себе ничего столь неприличного, когда они были рядом, а до того, до того…

– Что ты сказал? – переспросил он.

Гейб бросил на него насмешливый взгляд.

– Похоже, эта беседа с лели Мейтленд дала пищу твоему уму?

Гейб взял яблоко и принялся чистить его.

Рейф подумал последовать его примеру, но вовремя вспомнил, что его руки слишком сильно дрожат после четырех стаканов виски, чтобы осуществить подобное действие успешно. Или их было пять?

– Она не в своем уме, – сказал он, и это прозвучало как достойное завершение беседы.

– Она замечательно красивая женщина, – заметил Гейб.

Рейф метнул в него быстрый взгляд. Конечно, его маленький братец (ведь Гейб был пусть хоть и на несколько дней, но моложе его) смог бы защитить себя от Имоджин, как соломинка от охватившего ее пламени. Он как-то повлияет на это позже, когда в голове немного прояснится. Рейф попытался найти тему для разговора полегче и более светскую.

– Когда приезжает Мэри? – спросил он, выпивая залпом еще один стакан ячменного отвара. – Разве ты не говорил, что ее наконец отлучили от груди кормилицы?

– Я нашел для нее другую, потому что ее первая не смогла приехать, а театр требует так много внимания. Предстоит восстанавливать гораздо больше, чем мы думали вначале. Мне не хотелось оставлять ее в Кембридже со слугами. Предпочитаю заботиться о ней сам.

– Отлично, – сердечно одобрил Рейф.

– Вчера вечером я говорил тебе, что Мэри и ее няня уже прибыли, – сообщил брат. – Новая кормилица тоже здесь.

Рейф почувствовал, как румянец заливает его скулы. Черт возьми! Он этого не помнил.

– Они приехали после обеда, – сказал Гейб. В тоне его Рейф не почувствовал и намека на упрек. – Боюсь, что я помешал твоей работе.

– Я не работал, – ответил Рейф, слыша, как тускло звучит его голос, и ощущая, что внутри у него все взбунтовалось и грозит вулканическим извержением. – Я был совершенно пьян. Хотя теперь, когда ты заговорил об этом, припоминаю, что ты приходил ко мне в кабинет. Это было после того, как Гризелда и остальные прибыли из Шотландии. Бринкли велел моему личному лакею отвести меня по черной лестнице, чтобы Имоджин и Гризелда не видели меня пьяным.

Наступила пауза. Потом Гейб сказал:

– Они тебя видели.

Эти слова ударили Рейфа прямо в сердце.

– Пожалуй, мне следует перестать пить, – проговорил он тупо.

– Да.

Рейф выпил стакан воды, который наполнил для него Бринкли, пытаясь в своем бедственном состоянии понять, отчего не получает ни малейшего удовольствия. Неужели ему до конца дней предстоит не пить ничего, кроме пресной воды?

– Она ни за что не примет тебя, если ты будешь пить, – сказал Гейб.

Рейф скосил на брата глаза.

– О ком ты, черт возьми, толкуешь?

– О леди Мейтленд, или, если ты предпочитаешь называть ее иначе, об Имоджин.

Рейф издал короткий смешок.

– Она и не хочет меня, дурень. Ей нужен ты. Неужели это не ясно? Разве ты не заметил, какие взгляды она на тебя бросает?

– Она смотрела на меня охотно, – согласился Гейб с обычной для ученого мужа объективностью.

И Рейф подумал о братоубийстве.

– Но на тебя она смотрит с гневом, а это чувство посильнее.

– Ты болван. Она нипочем не возьмет меня.

– Почему?

– Потому что я никчемный, – коротко ответил Рейф. – Будь я Питером, все было бы иначе. Ты ведь встречал Питера. И должно быть, заметил, каким потрясающим парнем он был. Это он управлял имением. И даже еще мальчиком умел примирить наших родителей. Когда они ссорились, а это случалось часто, только он один мог на них воздействовать. Он был… он был замечательным.