Как быстро мнение поменяла, лишь мне угодить. Смотрю на нее с жалостью и легким пренебрежением. Казалось бы, я должен радоваться, что у меня такая податливая, послушная жена. С первого дня Ира окружает меня заботой и вниманием, выполняет каждое желание, старается быть идеальной. Гармонично дополняет меня в обществе. Ублажает дома. Никаких ссор, стычек, головных болей, в конце концов. И это… невероятно бесит.

В наших отношениях нет огня. Ничего нет. А теперь еще и детей не предвидится.

Злата

Позволяю медикам поступать со мной, как с куклой тряпичной. Послушно выполняю их приказы, а голос Бересневой для меня и вовсе служит маяком, словно я — корабль, терпящий крушение.

Схватки становятся чаще, разрывают меня изнутри. Заставляют кричать и плакать, едва не терять сознание. Собираю жалкие ошметки сил, чтобы сосредоточиться на рекомендациях. Дышу так, как диктует акушерка. Напрягаюсь и расслабляюсь по ее указке.

А еще… молюсь… Чтобы все с рыжиками было хорошо. И мысленно прошу у них прощения за то, что отдать их собиралась чужим людям.

— Слушай нас, не отвлекайся, — непривычно грозно возвращает меня в болезненную реальность Алевтина Павловна. — Давай!

Приказ тужиться тонет в моем очередном диком вопле. Я стараюсь. Очень. Превозмогая адскую боль, делаю все правильно!

И в качестве награды слышу тонкий детский плач. Но расслабляться рано. Еще минут десять мучений, которые кажутся мне вечностью, — и раздается еще один голосок.

— Вот и умничка, — хвалит меня Береснева. — Шустрая какая оказалась. Хорошо, что в больнице была. Из дома не довезли бы — в дороге бы родила, — смеется и лба моего касается, смахивая испарину.

Сделав лихорадочный вдох, закашливаюсь и обессиленно по сторонам озираюсь. Жду, когда мне рыжиков покажут.

— Отказники, — грубо, пренебрежительно звучит откуда-то сбоку, и я вздрагиваю. — Взвешиваем, одеваем и в кувезы.

Устремляю полный паники взгляд на Бересневу, которая тоже слышит каждое слово. Забыв о болях, о слабости, о полуобморочном состоянии после родов, я набираю полные легкие воздуха и выпаливаю грозно:

— Отдайте. Моих. Детей! Немедленно!

Ожидаю, что Алевтина Павловна в ответ наорет на меня, разозлится, но она… улыбается.

— Вот и правильно, — кивает одобрительно, а потом жестом акушерку подзывает.

Нахмурившись, кручу головой, пытаясь распознать, что происходит вокруг. Зрение немного плывет от стресса и слез.

Но вдруг… Что-то тепленькое ложится мне на грудь, попискивает. И я замираю, боясь пошевелиться. Рядышком устраивается еще один сверток.

Опускаю взгляд и издаю надрывный стон, когда вижу на себе двух младенцев. Они такие крохотные, что теряются в пеленках. Глазки жмурят, мяукают возмущенно, но стоит им уткнуться носиками и губками в меня, как тут же умолкают. Только сопят смешно и мило.

— Рыжики, — приподняв голову, роняю слезы на их сморщенные щечки, касаюсь губами лобиков, обращаю внимание на отдающий желтизной пушок. Целую детей по очереди, стараясь никого из них не обделить вниманием и… любовью.

Да! Я люблю их. С самого первого дня.

— Анечка и Артем, — шепчу имена, которые давно им придумала. Но запрещала себе произносить вслух. Носила в сердце. И не зря.

Никому не отдам!

— Злата, а теперь передай их нам, — будто сквозь толщу воды, пробивается просьба Бересневой. — Все равно нужно их в кувезы поместить, понаблюдать. И тебя в норму привести…

— Нет! — прижимаю свертки крепче к груди. — Не отдам! Мои! — фыркаю зло, готова кусаться и царапаться, как кошка за своих котят.

— Твои, хорошая моя, твои, — уговаривает по-матерински. — Пока ты собственноручно не подпишешь отказ, никто не посмеет даже покушаться на них.

— Точно? — свожу брови и внимательно смотрю на врача. — Поклянитесь, что не заберете их и не продадите тем "доцентам", — рявкаю.

— Внучкой клянусь, — незамедлительно отзывается, и я ей верю. — Давай сюда, — позволяю взять у меня двойняшек. Только чмокаю их напоследок. — Вот так. Умница.

— Они красивые, — провожаю взглядом свертки.

Рыжики вдали от меня пищать начинают, и я вместе с ними срываюсь в плач.

— Конечно, красивые, — разговаривает со мной доктор, как с ребенком. — Ну все. Все позади, — по влажным, слипшимся волосам гладит. — Теперь ты — мамочка. Поздравляю.

Ощущение, что с души срывается камень, ухает вниз. И впервые за девять месяцев мне становится так легко. Будто я наконец-то нашла свой путь, единственный и правильный. Хотя я наоборот должна переживать, как справлюсь одна с двумя детьми. Но сейчас мне плевать на трудности. Я будто в эйфории.

Я — мамочка двух очаровательных рыжиков…

Прикрываю глаза и беззвучно реву. От счастья.

Мамочка…