После этого Владимир действительно стал своим человеком в доме мэрши. А теперь, когда Наружкина решила украсить семейным портретом интерьер своего загородного дома, то возможности московского художника по части реализации своих планов могли стать прямо-таки неограниченными, в пределах Коврюжинска, естественно.

– Ты что, Богдаша, конкретно предлагаешь завещание подменить или наследницу порешить? – сухо поинтересовался он.

– Господа, ну что за выражения? – пристыдил их Филипп, насаживая на вилку маринованный огурчик и любуясь им. – Порешить – о даме! Мы же с вами интеллигентные люди как-никак!

– Допустим, но сути проблемы это не меняет, – возразил Богдан. – А может, ее просто-напросто припугнуть, чтобы эта Надежда дёру дала и не оглянулась до самой Москвы? Ну, мол, сказать, что слышали по ночам чьи-то стоны или вроде как призрак женский во тьме шастает…

– Думаю, не поверит, – качая головой, произнес Владимир. – Мне кажется, это не в ее натуре. Да и в доме этом она раньше жила подолгу и никаких призраков не встречала. С чего бы вдруг им появиться?

– Мало ли с чего. Кто ж их знает, этих призраков. То не было, а потом взяли и вот они тут, родненькие. – Но Богдан и сам уже понял, что предложенное им решение проблемы не выдерживает никакой критики. – Простите, но ничего другого мне на ум не приходит.

– А если ее по-хорошему уговорить? Мол, зачем тебе дом, он же не сегодня завтра развалится…

– Не развалится, – встрял Богдан и со знанием дела пояснил: – Еще лет сто простоит как миленький, а то и больше.

– Не сегодня завтра развалится, – повторил как ни в чем не бывало Филипп. – Приводить в порядок – мороки не оберешься, да и денег надо немерено. А то еще завистники подожгут…

– Раньше не поджигали, а сейчас вдруг подожгут?

Филипп одарил собеседника недовольным взглядом.

– А сейчас подожгут, потому что разгул преступности у нас как-никак. Да и грабителей нельзя со счетов списывать. Сейчас до всяких предметов старины знаете сколько охотников?

– Кому же знать, как не нам? – усмехнувшись, подал голос Владимир.

– Ты свою иронию оставь, пожалуйста, при себе, – посоветовал Филипп. – Нами, можно сказать, движет благое желание донести до потомков то, что может сгинуть без следа. Лучше ответь, как тебе моя мысль?

Владимир в ответ только неопределенно пожал плечами. Зато Богдан вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

– Охмурить! Ее надо охмурить! А для милого дружка, как известно, и сережку из ушка!

– И кто же охмурять будет? Уж не ты ли? – окидывая приятеля оценивающим взглядом, полюбопытствовал Владимир.

– Я претендую только на роль генератора идей, а претворять их в жизнь – ваша забота.

– Ну, не знаю… – протянул Филипп. – Это как-то неэтично – охмурять. И потом, в любом случае я – пас. У меня жена, дети…

– …Натурщица Ириша, – в тон ему продолжил Владимир.

Филипп даже глазом не моргнул.

– Ириша выходит замуж за француза, который увозит ее в Париж, возможно, даже уже вышла. Так что она в прошлом, как и любая другая ошибка молодости.

– Если принять во внимание твой возраст, Коржик, то ошибиться еще парочку раз ты вполне можешь себе позволить, – прозвучало в ответ.

– В том-то и дело, что не могу, – вздохнул Филипп. – Я слово дал.

– Кому?

– Юльке. Кому же еще?

– Неужто прознала про натурщицу?

Филипп нехотя кивнул и поморщился:

– Так что я теперь блюду верность жене. Во всяком случае, уж этим летом точно.

Владимир хмыкнул:

– Что же получается? Мне за всех отдуваться, что ли? А если я примитивно не хочу, тогда что? Предположим, не нравится она мне.

– Стерпится – слюбится, – брякнул Богдан и сам понял, что сказал что-то не то.

– Это ты малость, Богдаша, поторопился, – заметил Филипп. – Пока речь может идти только о дружеской симпатии и взаимной душевной расположенности. Тут только Володьке карты в руки.

– Ну почему именно мне?

– Она на тебя даже глаз поднять не рискует, вся так и вибрирует, когда ты рот раскрываешь. А это кое-что да значит, – вывел заключение Филипп.

– Ничего это не значит, – раздраженно возразил Владимир. – Скорее всего, она просто боится, что я расскажу… – Он осекся и замолчал с подчеркнуто отсутствующим видом.

Но друзей было не провести.

– О чем расскажешь? – требовательно спросили оба в один голос.

Владимир вздохнул, поняв, что признания не избежать.

– Как мы впервые с ней встретились…

– Богдаша, ты, часом, писать не умеешь? – спросил Филипп, задумчиво оглаживая бородку, когда их приятель замолчал.

– Умею, естественно. Как все. А что?

– Нет, не как все, а как те, что сценарии для сериалов кропают. Это ж какой сюжет пропадает! – Филипп возвел глаза к потолку. – Просыпается наш герой утром, а в постели с ним – блондинка. Вроде бы ничего удивительного. Только она вдруг лепечет: «Ой, кто вы такой, я вас знать не знаю» – и вся трепещет в испуге. А он так недоуменно: «Простите, как вы тут оказались?» Круто замешано.

– Что я в вас обоих особенно не терплю, так это полное отсутствие такта, – проворчал Владимир. – Сколько раз зарекался с вами откровенничать.

Филипп недоуменно поднял брови:

– Да брось ты, Володька, мы сама деликатность. Представь только, если бы на нашем месте оказался кто-нибудь другой. Васька Тихомиров из художественных мастерских Театра оперетты, к примеру.

Богдан же сделал виноватое лицо:

– Неужели обиделся? Мы ж любя.

– Во-во, вашей любви мне только не хватало!

– А что, в духе времени, – заметил Филипп и поспешно добавил, увидев, что их друг готов взорваться: – Но… но мы все трое сторонники традиционной ориентации.

Однако твои шансы в этой авантюре предпочтительнее наших.

– Ага, – кивнул Богдан. – Ну какой из меня обольститель, сам посуди? Тут особое обхождение требуется, слова покрасивше…

– Покрасивее, – поправил его Филипп.

– Во, и я об энтом самом, – ответил Богдан, скорчив дурашливую гримасу.

Владимир для виду еще поотнекивался какое-то время, даже изобразил, что сердится. Однако в глубине души затея ему неожиданно понравилась. Очень уж хотелось поставить на место девицу, которая, ничего не смысля в живописи, взялась его поучать.

– Ну и как вы себе представляете это самое охмурение? – как бы нехотя сдаваясь на их уговоры, спросил он наконец.

Филипп какое-то время красиво водил в воздухе своей тщательно причесанной головой и помахивал руками, вроде как дирижируя: