малой кровью, – произнес он и криво ухмыльнулся. – Тоже мне стратеги. Остается лишь спеть песню, что броня наша крепка и танки наши быстры.

– Куда теперь, товарищ маршал? – спросил его командир танка. – В какую сторону?

– Нужно найти какую-нибудь часть, может они знают, что творится кругом. Никакой связи, словно мы на чужой территории.

– А где ее искать-то эту часть? Кругом лес, да брошенная техника…. Вы сами видите – ни души.

Маршал снова громко и смачно выругался. В душе у него снова поселился панический зверек, который советовал ему бросить все и спасать свою шкуру. Григорий Иванович посмотрел на танкиста, словно стараясь угадать, заметил ли тот в нем страх.

Кулик открыл люк и высунулся из него. Вся дорога, по которой двигалась бронированная машина, была забита брошенными автомашинами, танками, орудиями. От всего увиденного у Григория Ивановича, вдруг началась неконтролируемая истерика.

– Суки! Сволочи! Как это все можно бросить, – рычал он, переходя от слов к грубой ругани. – Почему они бросили нормальную боевую технику и убежали? Как же так! Родина, присяга…. Столько во все это вложено и все коту под хвост.

Он закрыл люк и посмотрел на лейтенанта. Взгляд маршала был таким суровым, словно во всем, что творилось вокруг, виноват этот молодой танкист. В танке стало тихо, все ждали приказа маршала.

– Чего смотришь? Ты думаешь, что во всем этом виноват я? Нет, я здесь не причем, всем, что ты видишь, лейтенант, командовали другие люди.

Григорий Иванович глубоко вздохнул и замолчал, словно у него не было больше сил комментировать это кладбище боевой техники.

***

Танк, по-прежнему стоял на месте.

– Чего сидишь? – обратился Кулик к лейтенанту. – Давай из машины, посмотри, что там. Не может быть, чтобы здесь никого не было.

Лейтенант достал из кобуры «Наган» и выбрался из башни танка. Офицер спрыгнул с танка на землю и медленно направился вдоль стоявшей техники. Лес, дорога и стальное безмолвие накладывали определенные эмоции на лицо лейтенанта. Где-то вдали громыхало, и было трудно разобрать, что это, то ли раскаты грома, то ли артиллерийская канонада. Где-то совсем рядом затрещали выстрелы.

Офицер зашел за стоявший у дороги танк «КВ», так как услышал шум двигателей, а затем на дороге показалась и колонна машин и танков.

– Стоять! Выкрикнул лейтенант и трижды выстрелил в воздух, стараясь привлечь к себе внимание.

Кулик, услышав шум моторов, а затем выстрелы, побледнел лицом. В эту минуту он просто испугался, попасть в плен немцев.

– Товарищ маршал! Это наши! – услышал он голос офицера.

Маршал выбрался из танка и поднял руку. Рядом с ним остановился легкий танк «Т-26». Подняв облако серой пыли. Из него выбрался военный в звании капитана.

– Драпаете, суки! Кто командир?

К нему подбежал капитан и вытянувшись в струнку, начал докладывать. Несмотря на то, что на Григории Ивановиче был надет танкистский комбинезон, капитан, похоже, сразу признал в нем маршала, Героя Советского союза. Доклад капитана был каким-то сбивчивым, что невольно вызвал раздражение у маршала.

– Где наши? – не дав тому закончить доклад, закричал на него Кулик. – Где старшие командиры? Бежите, суки!

Капитан замолчал, так как просто не знал, что ответить маршалу.

– Товарищ маршал! Нашу колонну атаковали немецкие танки. Двумя мощными танковыми ударами они рассекли наш полк на две половины. Я сам лично видел, как машину командира полка раздавил немецкий танк. Где сейчас наши части, я не знаю…. Кругом немцы. Пока мы двигались, трижды натыкались на их мотоциклистов.

Кулик усмехнулся, хотя ему было не до этого. Он никогда не считал себя трусом, как не считали его таковым и многие знавшие его люди, но сейчас все эти красноармейцы ждали от него какого-либо решения, но Григорий Иванович молчал, потому, что не знал этого решения, которое бы подняло боевой дух этих деморализованных людей.

– Я не исключаю, товарищ маршал, что немцы сейчас где-то под Гродно, – произнес капитан. – Связи с Минском и Гродно нет. Боеприпасов также нет. Вы видите, что творится на дороге: танки без горючего и боеприпасов, обороняться просто нечем.

Маршал, молча, выслушал капитана. Он явно был растерян и просто не решался взять в руки управление войсками. Взобравшись на танк, он приказал танкистам двигаться дальше. Повинуясь его приказу, пехота полезла в кузова машин и на танки. Колонна, словно сказочная змея, извиваясь по лесным проселочным дорогам, двинулась на восток.

Кулик открыл глаза, услышав шум открываемой решетки. Вошедший контролер поставил перед ним металлическую тарелку с кашей и кружку с водой.

***

Костин сидел в купе, разложив перед собой документы, он готовился к докладу. За стенкой вагона о чем-то громко спорили Муравьев и Мохов. Александр открыл вагонное окно, впустив в купе свежий воздух с запахом полевых цветов. Легкий ветерок ласкал его лицо, играл в его волосах, создавая чувство комфорта и благополучия. Достав из пачки папиросу, Костин вышел в тамбур, где закурил.

Этот монотонный стук колес вернул его в август 1941 года. Тогда, после выхода из очередного окружения, Александр оказался в фильтрационном лагере. Его допрашивал старший сержант госбезопасности и интересной фамилией Смешной. Несмотря на столь веселую фамилию, сотрудник НКВД был хмур и немногословен.

– Когда и при каких обстоятельствах оказался в окружении? – повторял он своим скрипучим голосом, словно заевшая пластинка на граммофоне. – Когда и при каких обстоятельствах был завербован немецкой разведкой?

– Я сотрудник Особого отдела 10-ой армии, – в который раз повторял ему Костин. – В окружении оказался в июле этого года. Вышел в составе 872 стрелкового батальона 498 –ой бригады. Вместе со мной….

Он снова не договорил, сильный удар старшего сержанта буквально смел его с табурета, словно невесомую пушинку. Бить Смешной умел. Костин с трудом поднялся с пола и сел на табурет.

– Когда и при каких обстоятельствах оказался в окружении?

– Проверьте. Ведь все что я говорю легко проверить!

– Когда и при каких обстоятельствах стали сотрудничать с немецкой разведкой?

Костин вытер лицо, по которому текла кровь из разбитого носа.

– Чего замолчал? – спросил его Смешной. – Впрочем, мне все равно, завтра тебя расстреляют, как изменника родины.

– Я лейтенант, сотрудник Особого отдела Армии….

– Мы здесь расстреливаем и генералов, которые встали на путь предательства. Совсем недавно расстреляли командующего Западным фронтом Павлова, а с ним еще с десяток генералов. Ты, это понял?

Это новость тогда буквально ошеломила Костина.

– Как расстреляли? Всех? А маршала Кулика и Шапошникова тоже расстреляли или нет? Ведь они тогда были направлены на западный фронт, чтобы восстановить положение?

Старший сержант усмехнулся. О том, что названные Александром лица были тогда направлены