проселочной дороге вглубь леса. Оказавшись в лесу, танк остановился.

– Почему встал? – спросил танкиста маршал.

– Нужно подождать, товарищ маршал. Может кто-то еще уцелел….

– Доберутся, не пешком же идут. Трогай, – приказал он танкисту.

Машина дернулась и, выпустив из моторного отсека столб черного дыма, двинулась по проселочной дороге.

***

Григорий Ивановичу не спалось. Шел уже пятый месяц, как он жил и служил в Куйбышеве. Он часто вспоминал свою жизнь в Москве, свою большую и уютную квартиру. Рядом с ним посапывала его супруга. В противоположность ему она быстро нашла в городе подруг, с которыми проводила все свободное время, которого у нее было в избытке. Кулика душила обида, которая буквально наваливалась на него вечерами, когда он оставался один на один со своими мыслями. От этих тяжелых мыслей, у него появились боли в сердце.

Григорий Иванович хорошо понимал, что это его ссылка в Куйбышев не какая-то прихоть Сталина, а целенаправленная работа его врагов: Берии, Булганина и других, которые предпринимали неоднократные попытки унизить его в глазах вождя, сломать их старые дружественные связи. Что греха таить, похоже, им удалось это сделать. Он хорошо понимал, что враги не остановятся на достигнутым, а попытаются уничтожить его, как личность и как военачальника.

– Гриша! Ты, что не спишь? – спросила его жена, сонным голосом. – Когда ты только успокоишься?

– Спи, Кира, – ответил Кулик и поправил съехавшее с ее плеч одеяло.

Она что-то произнесла, но Григорий Иванович не разобрал, ни одного ее слова. Он поднялся с кровати и, шлепая по паркету голыми ступнями, направился на кухню. Достав из буфета бутылку с водкой, он налил себе рюмку. Опрокинув содержимое емкости, он крякнул и закусил ее соленым огурцом. Достав из пачки папиросу, он закурил.

О том, что враги будут его «добивать», он не сомневался и поэтому очень осторожно относился к окружающим его офицерам. Он догадывался, что отдельные из них, наверняка, работают на службу Лаврентия Берии и поэтому был сдержан в своих высказываниях и поступках. Вот сегодня его непосредственный начальник – Командующий округом не совсем лестно отозвался о Сталине. Гордов считал, что институт политработников в армии полностью изжил себя. Кулик не поддержал этот разговор, так как не исключал, что Гордов, просто, провоцирует его.

Сейчас, сидя на кухне, Григорий Иванович, полностью разделял мнение командующего. Он тоже считал, что настало время полностью реформировать армию, а соответственно и менять политико-воспитательную работу в войсках. Однако, все свои соображения, он держал при себе, боясь произнести это среди офицеров.

«Скоро День сталинской конституции, – подумал он. – Нужно пригласить к себе Гордова и начальника штаба округа Рыбальченко. Он кажется неплохой мужик и достаточно близок с командующим округом. В конце концов, нужно обмыть мою «прописку» на новом месте».

Он обернулся, в дверях стояла Кира.

– Что с тобой, Гриша? Ты раньше по ночам не пил?

– Раньше я жил в Москве, а вот теперь живу в Куйбышеве.

Супруга развернулась и направилась в спальню. Вслед за ней, направился и Кулик.

***

Костин затянулся дымом и посмотрел на молодого человека, одетого в военную форму.

– Скажите, Сивцов, вы член ВЛКСМ? – задал вопрос Александр.

– Так точно, товарищ подполковник. Вступил в 1942 году на фронте.

– Это хорошо, Сивцов, сейчас нельзя быть не членом компартии или ВЛКСМ, не то время. Вот скажи мне, что должен делать комсомолец? Молчишь? А я тебе скажу, комсомолец должен любить свою родину, бороться с ее врагами до последней капли крови. Я правильно говорю или ты со мной не согласен.

– Почему не согласен, товарищ подполковник, конечно согласен.

Костин снова затянулся дымом папиросы.

– Ты, наверное, думаешь, что вот закончилась война, победили мы немцев и на этом все закончилось? Ты ошибаешься, Сивцов. Война никогда не заканчивается победой одной стороны над другой. Помимо внешнего врага, которого мы победили, есть и другой враг – внутренний. Его сразу не увидишь, он замаскирован и его трудно распознать. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?

Судя по лицу, сидящего перед Костиным молодого человека, тот всячески пытался понять, к чему клонит офицер.

– Мне кажется, что ты не совсем понимаешь, о чем я с тобой говорю. Тогда начнем от простого. Вчера ты днем, когда тебя отпустил генерал Гордов, вместо того чтобы ехать в гараж, ты поехал на улицу Ухтомского, где посадил в машину женщину, которую отвез на рынок. Выходит, что ты в свободное время «калымишь», товарищ Сивцов, используешь служебную машину в корыстных целях. Ты знаешь, что за это бывает? Два дня назад ты продал две канистры с бензином…. Может, продолжим этот список.

Костин сразу обратил внимание, как побелело лицо Сивцова, а руки, лежавшие на его коленях, затряслись. Стараясь скрыть это, он положил одну кисть руки на другую.

– Что-то с голосом твоим, Сивцов, почему я не слышу оправданий?

Александр внимательно наблюдал за водителем генерала, следил за его реакцией. Он играл в открытую игру. Искушенный в подобных играх человек, легко бы понял эту игру, но Сивцова затрясло в прямом смысле этого слова.

– Простите меня, товарищ подполковник. Больше подобного не повториться….

– Не нужно меня уговаривать, я не девушка. Тебе грозит трибунал….

На последнем слове, Сивцов, молча, сполз со стула и оказался на полу.

«Слабоват, парень», – подумал Костин, наблюдая за водителем.

Когда у того задергались веки глаз, Александр произнес:

– Не бойся, Сивцов. Если бы я хотел упрятать тебя в тюрьму, ты бы давно уже был там. Ты это понял? Садись, бери ручку и пиши….

– Что писать?

Костин начал ему диктовать. Водитель писал, то и дело, облизывая свои губы предательски сухим языком. Когда тот закончил писать и поставил свою подпись в конце текста, Александр приступил к его инструктажу.

***

Вечером Александру позвонили из приемной генерал-полковника Абакумова.

– Подполковник Костин. Слушаю, – произнес он.

– Это полковник Марков. Виктор Сергеевич просит вас прибыть в субботу к 14-00. Быть готовым к докладу.

– Понял, товарищ полковник. Еще, какие будут указания?

Услышав гудки отбоя, Костин положил трубку. Александр вышел из кабинета и направился в дежурную часть.

– Мезенцев! Узнай, когда летит в Москву наш борт.

Вернувшись в кабинет, Костин стал готовить документы. Он перебирал сводки наружного наблюдения, прослушки разговоров Кулика, Гордова, Рыбальченко, стараясь найти в них самое важное, то, для чего он прибыл в этот город на Волге. Взяв руки красный карандаш, он подчеркнул фразу, высказанную женой бывшего маршала, в беседе с домработницей:

– Я, Валя, в войну жила хорошо, многие еле перебивались, а я жила по тем временам очень хорошо.