Великая княжна намеренно держалась со всеми ними очень обходительно, была приветлива и любезна, разумно поддерживала разговор, когда они удостаивали ее какой-нибудь серьезной беседой. Со временем она заметила, что люди с желанием и удовольствием обращают на нее свое внимание, интересуются ее мнением. Ей импонировал весьма образованный ум канцлера Бестужева. Он легко разговаривал на французском и немецком языке, цитировал мысли великих классиков, был галантен в обращении с женщинами – и, в частности, с ней, молоденькой Великой княжной. Недаром, как говорят, он учился в Европе и много лет служил там в разных посольствах. И как мужчина, большеголовый и большеглазый канцлер, был очень внушителен.

Екатерина решила поскорее прочесть больше умных книг, дабы стать более интересным для них собеседником. Она уже начала читать произведение на немецком языке в нескольких томах, под названием «История Германии». Множество интересного она открыла там для себя. Екатерина постановила себе потом найти нечто подобное и об истории России: «Надобно попросить у отца Симеона и своего учителя, профессора Ададурова, рекомендаций на сей счет. Возможно, есть что-то на немецком или французском языках».

В августе императрица Елизавета Петровна вдруг решила ехать на богомолье в Киев, мать русских городов. Фаворит ее (или, как говорили, тайный венчаный муж), Алексей Григорьевич Разумовский, постоянно нашептывал государыне о красотах родной Украйны, закармливал ее своими любимыми блюдами, особливо жирным, на свином мясе, украинским борщом. Благодаря всяким подобным деликатесам Елизавета Петровна стала непомерно полнеть, на что не раз пеняла своему фавориту. На самом деле Разумовский, не любивший принимать участия ни в каких политических интригах, преследовал лишь одну цель: вернуть Украйне гетманское управление. Дабы добиться вожделенной цели, надобно было заманить государыню в их столицу, отменно встретить ее, показать ей свою любовь и преданность, а уж потом попытаться упросить о гетмане. Елизавете Петровне же страсть как захотелось непременно помолиться в киевском Софийском соборе, по пути осмотреть свои города и веси, а заодно показать племяннику и его невесте пределы своего государства на юго-западе страны. Да, и решить, не стоит ли, в самом деле, перенести столицу на юг, в Киев, дабы легче стало держать связь с армией во время очередной войны с Турцией.

Как всегда, с нею ехала половина штата придворных. Граф Алексей Григорьевич сообщил, что всего лошадей нужно двадцать три тысячи, стало быть, во время проезда они будут принуждены собирать их с окрестных жителей. Великий князь с невестой, будущей тещей и своим двором выехали раньше и ожидали прибытия императрицы в назначенных ею городах Козельце и Глухове. Императрице хотелось забыть о разговоре с матерью Великой княжны Екатерины, кою она уже считала родной. Продолжало беспокоить и незаконченное дело Ботты: пришлось заниматься им на протяжении всего начала пути, так что курьеры постоянно подъезжали и отъезжали от кареты государыни с донесениями и распоряжениями кого-то арестовать, кого-то опросить с пристрастием, и тому подобное. Императрица пребывала не в духе около недели, но сопровождающие ее фаворит Алексей Разумовский, фрейлины и ее подруги Елизавета Воронцова и Мавра Шувалова сумели ее отвлечь, и все встало на свои места. К собственному удивлению и радости, она получила очень приятное письмо из Глухова от Великой княжны, где та писала о своей безмерной верноподданнической любви к императрице. Фактически же сие было признанием в любви лично к ней, Елизавете. Императрица удивилась, как юная принцесса смогла так складно составить письмо на русском языке, пусть и с ошибками. Понятно, ей никто не помогал, сама написала. Выучиться так писать всего за полгода – уму непостижимо! Ясно, что дитя имеет редкий разум и настойчивость, и, по всему видно, не имеет ничего общего со своей вздорной матерью.

Прием, оказанный императрице в Толстодубове, под Глуховом, на самом рубеже Украйны, оказался отменным. В нем принимали участие двенадцать полков и несколько отрядов из надворной гетманской хоругви. Полки выстроились одним фронтом, в два ряда. Первый полк, отсалютовав царице знаменами и саблями, скакал вдоль всей линии до других полков и останавливался за последним, второй повторял то же самое, и, таким образом, государыня видела вытянувшуюся вплоть до Глухова неразрывную цепь скачущих полков. Доехав до городских ворот, государыня, довольная приемом, вышла из кареты и направилась со своей свитой пешком в Девичий монастырь, где отслушала обедню. Из монастыря государыня поехала в карете на монастырский двор и дала аудиенцию всем старшинам. Потом был обед, а вечером танцы. На следующий день через Разумовского подали прошение о гетмане. Милостиво приняв прошение, в тот же день Елизавета Петровна поехала далее. Подобные встречи произошли в Кролевце, Нежине и Козельце. Из Киевской академии выписали вертеп, в коем певчие пели, а семинаристы представляли божественные зрелища в лицах и пели поздравительные кантаты.

В деревне неподалеку от города Козелец государыня остановилась погостить у матери своего тайного мужа, Алексея Разумовского. Предупрежденная, Наталья Демьяновна встречала их по-простому, вместе со всем своим многочисленным семейством: дочками, внуками, племянниками. Встреча матери с сыном, коего она давно не видела, была знаменательна: она не признала подошедшего к ней Алексея, и, приложив к глазам ладошку, всматривалась в каждого, кто приближался к ней. Да и как узнать в холеном разодетом царедворце своего сына! Алексей Григорьевич даже растерялся, но сняв шляпу, приблизился к матери, что-то сказал на украинском языке. У матери округлились глаза, и она, растерянно всплеснув руками, вскрикнула:

– Алексей Григорьвеич, ты ли это, сынок мой?

– Я, мамо, я! – радостно обнял мать граф.

Наталья Демьяновна и Елизавета Петровна прослезилась.

– Се наша императрица, Елизавета Петровна, – представил Алексей свою государыню. – И статс-дама Мавра Егоровна Шувалова, подруга ее.

– Царица! – уставила на Елизавету совершенно изумленные глаза старая Разумиха.

– Царица, царица, – засмеялся Алексей Григорьевич.

Елизавета Петровна сердечно обняла ее. Из глаз Натальи Демьяновны паки полился поток беззвучных слез, и пока все шли к ее недавно отстроенному новому дому, она украдкой недоверчиво посматривала то на своего сына, то на государыню.

Императрица со старой Разумихой весьма быстро сошлась, она искренне полюбила мать Алексея Григорьевича, такожде, как и Наталья Демьяновна государыню. Свекровь осыпала ее ласками, заботливо кормила, холила и беспрестанно благодарила за все благодеяния, сыпавшиеся от государыни на ее семью. Особливо благодарила за младшенького сыночка Кирилла, посланного в чужие страны на обучение. Да не одного, а то бы дитя потерялось бы, а с добрым попечителем, Григорием Тепловым. Дай Бог здоровья ему и его семье!

Императрица с большим удовольствием провела в ее доме не одну неделю, прежде чем двинуться дальше, к Киеву.

Великий князь ехал с обер-гофмаршалом Брюммером, обер-камергером Берхольцем и Дуккером. Екатерина Алексеевна путешествовала в другой карете, с матерью, фрейлинами и обер-гофмейстериной Марией Андреевной Румянцевой, которая всю дорогу поминутно выглядывала в окошко и дивилась переменчивой красоте природы и встречающимся на дороге крестьянам.