– Завидуете? — вскинулась Аля, ловко выскальзывая из-под его руки.

– Чему там завидовать? — хохотнул Никита, кивнув в сторону Светланы. — Буренка в мини. Не мой типаж.

Аля рассмеялась. Никита подвел ее к столу, усадил на табурет. Напротив, через стол, сидел Дмитрий Владимирович. Светлана устроилась рядом с ним, преданно заглядывая в глаза, накладывала закуски в тарелку. Казначеев брезгливо косился в кружку с изрядной порцией коньяка. Вся съемочная группа постепенно рассаживалась вокруг стола.

– Внимание! — Никита постучал перочинным ножом по металлической миске, изобразил на лице комичную гримасу бывалого конферансье. — Сегодня моему досточтимому отцу, выдающемуся режиссеру советского кинематографа, лауреату многочисленных премий, исполняется сорок пять лет. И я просто мечтаю послушать тосты в его честь!

Редников, чувствуя, что Никита затевает цирковое представление с ним в главной роли, пристально посмотрел на сына, тот же невинно захлопал ресницами — что ты, мол, для тебя стараюсь.

– Тем более что наш любимый Дмитрий Владимирович этого вполне достоин, — подхватила Светлана.

– Вот-вот, — закивал Никита. — Не стесняйтесь, товарищи, выкладывайте, все что думаете про моего знаменитого родителя.

Он сел рядом с Алей и добавил вполголоса, но так, чтобы слышал отец:

– А мы тут ставки будем делать, кто кого перещеголяет в излияниях.

Чествование шло своим чередом. Уже совсем стемнело, свет от фар фургонов падал лишь на заставленный грязными тарелками и пустыми бутылками стол посреди поляны. В воздухе тонко звенели комары. А вне освещенного круга тревожно шумел ночной лес. И было видно за деревьями, как медленно выползала из-за горизонта круглая темно-желтая луна.

Кто-то уже задремывал, свесив голову на грудь, кто-то оживленно спорил о чем-то с соседом, из-за грузовика доносился приглушенный женский смех.

Аля взглянула на Митю. Он сидел напротив, устало склонив голову, положив на стол крупные загорелые руки. Видно было, что празднество утомляет его, время от времени он посматривал на часы и машинально оглядывался в сторону поджидавшей машины. Заметив это, Светлана склонилась к Дмитрию и горячо зашептала что-то на ухо.

– А кто еще не говорил тост? — пьяно спросил вдруг оператор, взявший на себя обязанности распорядителя торжества. — Ну-ка, ну-ка…

Он окинул сидящих мутноватым тусклым взглядом и неожиданно остановил его на Але.

– А-а-а… — радостно протянул он. — Вот девушка у нас уклоняется… Девушка, а ну-ка скажите что-нибудь хорошее Дмитрию Владимировичу. Давайте-давайте, не отмалчивайтесь…

Оператор подскочил к Але и, потянув ее за руку, заставил встать. За столом притихли. Але неуютно было под любопытными взглядами почти незнакомых людей. Она исподлобья окинула взглядом стол:

«Вылупились… Чтоб им провалиться!»

– Давай, мать, переплюнь их всех. Ты ж писатель! — прошептал над ухом Никита.

Аля собиралась с мыслями: «Сказать? Что же сказать? Громоздить, как все, эти приторные, слащавые, ничего не значащие слова. Рассыпаться в фальшивых поздравлениях перед… ним? Ну уж нет! Раз так вышло, то правду, только правду».

Аля перевела дыхание, подняла глаза и выговорила звонко:

– Я не знаю, что сказать… Дмитрий Владимирович, я познакомилась с вами недавно… Мне кажется, вы очень мужественный человек и очень настоящий. Спасибо вам, что вы… вы есть!

Аля залпом выпила вино и, опустошенная, опустилась на свое место.

Сидящие за столом переглядывались. Светлана зашептала что-то соседке, бросая на Алю злобные взгляды.

«Наплевать!» — решила Александра. Она не видела, как зорко, с язвительной улыбкой глянул на нее Никита. Как он перевел прищуренный взгляд на отца, заметил что-то необычное в его лице, вскинул брови.

– Аля, спасибо! Мне очень приятно было услышать от вас такие слова, — заговорил наконец Митя. — Надеюсь, вы не измените ваше мнение обо мне, когда ваш очерк о советском кино, и в частности о моем новом фильме, опубликуют в «Правде».

И все засмеялись облегченно, неловкость исчезла. Разговоры за столом возобновились, Светлана, снова нацепив на лицо широкую открытую улыбку, повернулась к Редникову. Казначеев, пьяно икнув, завел какую-то длинную, никому не интересную историю, оператор выискивал новую жертву для следующего тоста.

Дождавшись, когда про нее забыли, Аля тихонько вышла из-за стола, отошла в темноту, за деревья, и приложила ладони к горящим щекам. Сердце бешено колотилось в груди.

«Дура! Вот дура!» — твердила Аля самой себе.

Звуки застолья сюда почти не доносились. Вдалеке ухала какая-то ночная птица. Было душно, кажется, собиралась гроза. Сквозь деревья было видно, как в небе, над шоссе, полыхают зарницы. Девушка подошла к березе, обняла руками белый ствол и прижалась к нему, ощутив лбом шершавую кору.

Кто-то бесшумно подошел сзади, горячая ладонь легла на плечо. «Митя!» Сердце подскочило куда-то в горло. Аля резко дернулась, всем телом повернувшись к стоявшему позади мужчине. Прямо ей в лицо нахально ухмылялся Никита.

– Уж сказала так сказала… — насмешливо пропел он.

– Идите вы знаете куда, — со злостью выдохнула Аля, вырвалась и быстро побежала к шоссе.

В небольшой, заставленной тяжелыми деревянными партами аудитории было душно. Из окна виднелся институтский двор, небольшой серый памятник, спрятавшийся среди темной, запыленной листвы. Откуда-то с запада наползала черная, с багровыми подпалинами туча.

Ленивые полусонные студенты, недовольные тем, что защиту преддипломной практики назначили на середину лета, горбились за партами, зевали, чертили что-то в раскрытых тетрадях. С кафедры увлеченно вещал докладчик, рядом с ним, за преподавательским столом, разместился руководитель семинара Ковалев.

За последней партой сидел специально приглашенный на семинар гость — Дмитрий Владимирович Редников. Ковалев позвонил ему несколько дней назад, объявил, что очерк его студентки Александры Лавровой оказался одним из самых удачных, попросил поприсутствовать на защите.

Редников не был уверен, что ему стоит приходить на семинар. Более того, он был убежден, что делать этого не следует. После тоста, произнесенного Алей на этом дурацком, затеянном Никитой торжестве, он уже не сомневался, что девушка всерьез им увлеклась, и понимал, что общение их лучше прекратить сейчас, пока все это не зашло слишком далеко. Потом вдруг звонок Ковалева, приглашение в Литературный институт. Редников в первую минуту хотел отказаться: много дел, проблемы с последней картиной, жена опять нездорова. Тем более семинар был назначен на ту же дату, что и обсуждение снятых им крамольных сцен на «Мосфильме». Но… почему-то не отказался. Неудобно было подводить старого товарища, вероятно, тот объявил уже своим студентам о его приходе и те теперь ждут его появления. А девушка, лесной эльф… Что ж, он не искал встреч с ней, вины его в том, что они увидятся, не будет. Но хочется-то как ее увидеть… Очень хочется.