Почти зашипев от злости, Елена любезно улыбнулась и вернула хозяина дома к теме разговора.

– Значит, Левинсонов вы тоже пригласили?

– Да! Но они ведь ещё и по делу прибыли, как раз по вопросу покупки имения! Дело в том, что у Софьи Яковлевны грудная жаба, как она это называет, и она хочет жить за городом. Вот Лев Борисович и решил, что искать у кого-то чужого, если тут всё знакомо уже. Приехал посмотреть хозяйство… Ну, а заодно и процесс по роще обсудить, хотя какой там процесс, смех один, сущие «Воловьи лужки».

И он с досадой махнул рукой.

«Ничего себе смех, на сорок тысяч дукатов», – мелькнула у Елены мысль.

* * *

В свою комнату она вернулась с головной болью, от которой не помог ни обед, ни кофе, ни таблетка. Подумала было обратиться за помощью к Маркову, но вспомнила, что собственной жене он искал аспирин. Значит, справиться с головной болью не сможет…

Выложив на стол три заполненных кристалла, она спросила у вошедшего Андрея:

– Ну что, удалось тебе разговорить Наталью Петровну?

– Более или менее, – покачал он головой. – Кремень тётка, лишний раз рта не раскроет. Даже о том, можно ли дойти пешком до ближайшей деревни и реально ли туда пробраться пешком, и то рассказала только после долгих уговоров. Но главное – она не ночует в этом доме. Вон там, в хозяйственном дворе, отдельный домик, там Наталья Петровна и живёт. Поэтому что именно происходило здесь ночью, не знает. Пришла она на кухню утром, в половине шестого, чтобы поставить хлеб. Шума никакого не было, вроде бы все спали.

– А шла она через парадный вход?

– Другого нет. На зиму дверь во двор они закрывают, для тепла. Так что если Стелла уже была убита и тело лежало там, где мы его нашли, она бы всё равно его не увидела.

– Никто ничего не слышал и не видел, – покачала головой Лена. – Все мирно спали в своих кроватках, как дети малые. И это значит, что как минимум кто-то один нам врёт.

– Думаю, что врут все, вопрос только в том, кто именно скрывает интересующие нас детали.

– Гай не появлялся?

– Да я давно уже здесь! – ответил ленивый голосок со стороны кровати. – Поел, поспал, готов к подвигам.

– А, отлично! Что-нибудь удалось узнать? – обрадовался Андрей.

– Ну-у… кое-что, – скромно ответил пикси, усевшись на край стола и болтая ногами. – Обсудим?

Записи, сделанные компаньонами, Гай слушал внимательно, иногда кивал, а иной раз хихикал и отпускал язвительные замечания. Когда умолк последний голос, он спросил:

– А что такое грудная жаба? Домашнее животное?

– Болезнь. Стенокардия.

– Ну, это не интересно. Значит, что я узнал… – тут он сделал театральную паузу, дождался, пока заинтересованные зрители начнут ёрзать, и заговорил. – Сперва по мелочи. У Аллы Марковой была ссора с убитой. Они давно знакомы, и Стелла что-то такое о ней знала, что могло Марковой испортить жизнь.

– Она это с мужем обсуждала?

– Нет, он не в курсе. Она говорила по коммуникатору с кем-то, причём закрылась в ванной комнате и воду пустила.

– С подругой? – предположил Андрей.

– Ну, если подругу зовут Артур… – хохотнул пикси. – Еще по коммуникатору разговаривал молодой родственник. С кем – не знаю, он собеседника называл на вы, имени не упоминал. Оправдывался, что пока ничего не получается сделать, мол, Вадик пока не поддаётся, как выразился молодой человек, «ни на ласку, ни на таску».

– Интере-есно, – протянул Андрей. – Надо бы узнать, с кем он говорил.

– С кем оба они разговаривали, – дополнила Лена. – Я всё равно собиралась связаться с инспектором Ковалем, вот пусть он по официальным каналам и выясняет, что и как. Точнее, кто и с кем.

– Ну так давай, звони!

Разговор с инспектором был коротким. Закончив его, Лена осмотрела свою крохотную армию и сообщила:

– Завтра из Москвы приедет маг льда, который должен восстановить сообщение. То есть, мы уже не будем отрезаны от всего вокруг. Информацию об Артуре и о собеседнике Тороканова он обещал сообщить сегодня вечером.

– Отлично, – кивнул Андрей. – Что ещё у нас есть? Что-то скажешь по результата осмотра?

– Могу сказать примерное время смерти – между часом и двумя ночи, по температуре тела. По всей вероятности, причиной смерти был удар тяжёлым тупым предметом… или удар о такой предмет, если она упала и ударилась головой, например, о лёд на дорожке. Тело точно не перемещали, я сужу по крови под ним. Но окончательно всё станет ясно при вскрытии.

– Понятно… ну что же, первичную информацию мы собрали, можем заняться тем, зачем приехали.

– Поместьем? – спросил внимательно слушавший Гай.

– Да.

– Тогда у меня есть новости.

Лена, собиравшаяся причесаться, резко повернулась от зеркала.

– Новости? По продаже?

– Скорее по непродаже, – хмыкнул пикси. – Я говорил с Мефой…

– С кем? – перебил Андрей.

– С Мефодием Варламовичем, домовым здешним.

Беланович покачал головой, но ничего более не сказал. Подождав ещё пару секунд, Гай продолжил:

– Так вот, Мефа, как и прочие постоянные обитатели Снигирей, категорически против продажи. И не потому что так уж сильно все они любят Вадима – он, откровенно говоря, так себе хозяин. Вся засада тут в завещании…

– Чьём?

– А помнишь, упоминалась Наталья Константиновна, великий селекционер?

– Двоюродная бабушка?

– Именно! Так вот, имение-то она племяннику Виталию, конечно, завещала, но с большими оговорками. В частности, семья должна в течение пятидесяти лет поддерживать её розарий и вывести хоть один устойчивый сорт. А если по истечении пятидесяти лет это не будет сделано, то вся семейная удача уйдёт в сточную канаву. Это дословная цитата из текста завещания.

– А они и розарий загубили, как я понимаю, и вообще не особо Снигирями занимались… – задумчиво сказала Лена. – Только насчёт удачи не очень понятно, вроде бы отец Вадима был игроком, и не слишком везучим. Раз кредиты брал?

– Невезучий игрок кончил бы жизнь в той самой помянутой сточной канаве, – возразил Андрей. – А этот выигрывал чаще, чем проигрывал. Настолько чаще, что был обвинён в шулерстве, вызвал обвинителя на дуэль и ранил в руку.

– Кстати, а когда Виталий Снигирёв умер?

– М-м-м, не помню. Может, и до нашего знакомства, Вадим его никогда не упоминал.

– Надо выяснить, – Лена кивнула своим мыслям. – Гай, что ещё удалось узнать? Со мной домовой говорить отказался.

– Так ты не о том спрашивала, – пикси отмахнулся с точно рассчитанной долей пренебрежения, ровно настолько, чтобы это было заметно, но недостаточно для обиды.