15 февраля в период усиления германского национализма и активизации японской агрессии против Китая на Дальнем Востоке британский кабинет министров приступил к обсуждению недостатков обороны страны. Вопрос подняли военный министр лорд Хэйлшем и министр авиации лорд Лондондерри. Выслушав предостережение Невилла Чемберлена о финансовых и экономических рисках, связанных с перевооружением, кабинет взял на себя ответственность за недостатки в оборонной сфере, которые могут возникнуть из-за трудной финансовой ситуации. Но экономические ограничения сделали перевооружение невозможным.

Черчилль по-прежнему был чрезвычайно озабочен тем, что увидел в Германии пять месяцев назад, и тем, что происходило в Британии, – в частности голосованием в дискуссионном обществе Оксфордского университета, поддержавшем 275 голосами против 153 постулат, что «клуб ни при каких обстоятельствах не должен сражаться за короля и страну». Выступая в Оксфорде 17 февраля, Черчилль сравнил это отношение с тем, что происходит в Германии: «Я думаю о прекрасной немецкой ясноглазой молодежи, марширующей по всем дорогам рейха, распевающей свои древние гимны, требующей призыва в армию, стремящейся получить самое устрашающее оружие и сгорающей от желания отдать жизнь за отечество». Он потом сказал, что «почти видел презрительную усмешку» на губах оксфордских студентов.

2 марта Рэндольф вернулся в Оксфорд, чтобы попытаться отменить голосование в дискуссионном обществе. Но нашел лишь 138 сторонников. 750 поддержали первоначальное предложение. «Он выдержал суровое испытание в Оксфордском обществе, – с гордостью написал Черчилль Хью Сесилу. – Ничто так не болезненно, как враждебность тысячи твоих сверстников, но он ни в коей мере не поддался». Через восемь дней Черчилль уже сам столкнулся с враждебностью в палате общин, когда выступил против предложения правительства сократить расходы на авиацию, закрыть одно из четырех летных училищ и надавить на Францию, чтобы та сократила численность своих военно-воздушных сил. Обсуждая недостаточную готовность Британии к войне в воздухе, заместитель министра авиации сэр Филип Сассун заявил в палате, что в ожидании результатов конференции по разоружению правительство «готово признать серьезное неравенство между королевскими военно-воздушными силами и военно-воздушными силами других великих держав».

Черчилль заявил: «При существующих настроениях в Европе надежда, что Франция наполовину урежет свои военно-воздушные силы, лежит в области фантазий, поскольку не иметь адекватной военной мощи в нынешней международной ситуации – значит подрывать основы свободы и независимости государства». Он «с большим сожалением» выслушал слова Сассуна о том, что десятилетняя государственная программа развития авиации будет отложена еще на год в надежде на всемирное разоружение. Затем Черчилль призвал Болдуина отменить правило «десяти лет» на укрепление обороны, предполагающее, что в ближайшее десятилетие войны не будет, и прекратить поощрять беспомощные и безнадежные настроения. Он заявил, что Британия в состоянии создать самолет не хуже, чем другие страны, а британские военные летчики никому ни в чем не уступают.

Эти аргументы пали на бесплодную почву. Через два дня после его выступления Макдональд представил британские предложения на женевской конференции по разоружению: в Европе устанавливается максимальный срок военной службы восемь месяцев; личный состав армий Франции, Германии, Италии и Польши должен быть сокращен до 200 000 человек; воздушные бомбардировки должны быть запрещены; военная авиация каждой страны должна быть ограничена пятью сотнями машин, а все самолеты сверх установленного ограничения должны быть уничтожены – половина к 1936 г., остальные – к 1939 г. Количество же немецкой авиации остается открытым.

Представляя этот план в палате общин 23 марта, Макдональд заявил: «Не могу сказать, что лично я согласен с этим, но цель правительства – «статус равенства» для Германии в области вооружений». Черчилль, внимательно следивший за требованиями нацистов и их антисемитскими и антидемократическими акциями, заявил в палате: «Когда мы читаем про Германию, когда с удивлением и огорчением видим бурный всплеск агрессивности и милитаристского духа, безжалостное подавление меньшинств, лишение прав больших групп населения исключительно по расовому признаку, – когда мы видим такое в одной из самых одаренных, развитых и великих стран Европы, нельзя не радоваться, что все эти страсти, бушующие в ней, пока что не нашли выхода за пределы Германии».

Далее Черчилль сказал, что британское правительство не сумело компенсировать немецкие обиды, пока Германия была еще слабой и не могла силой требовать их удовлетворения. В то же время требование сокращения вооружений Франции придвинуло нас ближе к войне, «сделало нас слабее и менее защищенными». Со скамей лейбористов и консерваторов раздались крики «Нет! Нет! Нет!». Еще более яростный гнев вспыхнул, когда он заявил, что ответственность за это должна быть возложена на Макдональда.

От имени правительства на речь Черчилля ответил заместитель министра иностранных дел Энтони Иден, выразивший сожаление, что Черчилль выбрал столь серьезную дискуссию «для демонстрации своего остроумия». А возложение ответственности на Макдональда за ухудшение международных отношений было, по его словам, «фантастически абсурдно». Причины ухудшения «следует искать в том времени, когда мистер Черчилль сам нес значительную меру ответственности». Это обвинение стало шаблонным приемом для нападок правительства на Черчилля. На самом же деле, когда он был министром финансов, расходы на авиацию увеличивались в четырех из пяти его бюджетов. Он также был активным сторонником гарантий нерушимости французских и германских границ. В 1925 г. он выступил за ежегодный пересмотр правила «десяти лет». В 1929 г. предупреждал правительство о перевооружении Германией флота. Но его постоянная бдительность в вопросах обороны не имела никакого значения для тех, кто выступал против его нынешней политической позиции.

Иден настаивал, что без разоружения Франции невозможно обеспечить в Европе мир. «Британия вовсе не хочет, чтобы Франция вдвое сокращала свою армию, как полагал Черчилль. Сокращение предусмотрено совершенно иное, – сказал Иден. – С 694 000 всего до 400 000». Парламентарии приветствовали Идена. «Палата обратила свой гнев на мистера Черчилля», – сообщила Daily Despatch. Черчилль получил только одно письмо в поддержку, от адмирала сэра Реджинальда Кестанса, который 24 марта написал: «Вы поистине определили основополагающие принципы войны и пытались убедить тех, кто по большей части совершенно невежествен в этих вопросах».

Черчилль собирался снова выступить по европейским вопросам 13 апреля. Перед этим он проконсультировался с майором Десмондом Мортоном, с которым познакомился на Западном фронте еще в 1916 г., а в 1919 г. пригласил в разведывательный отдел Военного министерства. С тех пор Мортон возглавлял промышленную разведку в комитете обороны, занимался мониторингом импорта и использования сырья для производства вооружений европейскими странами.

Опираясь на факты, которые предоставил ему Мортон из секретных правительственных источников, Черчилль сопоставил стремление Гитлера к перевооружению с постоянным стремлением Макдональда к сокращению вооружений, повторив свое предупреждение: «Создание Германией чего-то подобного военному паритету с Францией или кем-то из ее союзников – Польшей или малыми странами – означает возобновление всеобщей европейской войны».