5. Как всегда безукоризненно одетый, он взбежал по ступеням террасы; в руках, как всегда, он нес чемоданчик, но лицо его на этот раз было замкнутое, мрачное; он видел, что она стоит за сетчатой дверью, и улыбнулся, но как-то неубедительно. На нем был костюм, который он, очевидно, купил в городе, — из бежевой, цвета верблюжьей шерсти ткани, — и легкий, летний свитер.

Он тотчас спросил:

— Почему ты не отвечала на телефонные звонки?

Элина молчала.

— Я уже решил, что телефон испортился. Но телефонистка проверила и сказала, что нет, он исправен, а я звонил тебе раз десять вечера и сегодня утром… Я очень рад, что ты в порядке, но… — Он по-прежнему пытался улыбаться. Опустив на пол чемоданчик, он положил свернутую газету, повернулся и посмотрел на нее. — Ты в порядке, Элина? — спросил он.

Элина заметила, что у него дергается веко.

— Да, — сказала она.

— Тогда почему же ты не отвечала на телефонные звонки?

— Я не знаю, — сказала она.

— Боже мой, Элина… мне пришлось бросить работу, я так волновался и… я все время думал о том, что ты здесь одна, а я… почему ты не отвечала? Почему?

Медленно, тщательно выговаривая слова, она произнесла:

— Я уезжаю.

— Ты — что?

— Я уезжаю. Я здесь больше не останусь. Я хочу уехать, — сказала она. Но произнесла она все это, тщательно выговаривая слова. Марвин стоял и смотрел на нее, снова попытался улыбнуться — в улыбке была ярость, недоверие, — затем прошел мимо нее в длинную гостиную, словно и не слышал ничего такого. Элина последовала за ним. — Пока тебя не было, кое-что произошло, — сказала Элина, обращаясь к его спине: заученные слова сами слетали с ее языка. — И я… я решила, что должна уехать.

Он в задумчивости чмокнул губами, словно что-то прикидывал.

— Значит, ты хочешь переехать в другое место.

— Да.

— Со мной или одна?

— Одна.

— И как это следует понимать?..

— Я не могу больше оставаться замужем за тобой.

— А почему?

Элина ничего не видела — она смотрела на него и, однако же, словно бы его не видела. Она вдруг почувствовала, как ее затопил яркий свет, ослепил. Они оба молчали; наконец заговорила она:

— …потому что я… может произойти беда, если я останусь здесь. Со мной может что-то случиться.

Хотя мысли ее и путались, она все же заметила, как он изменился в лице от сознания, что это действительно может произойти, словно он вдруг все понял.

— Что? — спросил он. И в голосе его звучало недоумение. — Что такое ты говоришь?.. Я тебя не понимаю.

— Я не могу это обсуждать.

— Ты не можешь это обсуждать?! Что это значит? Что-то с тобой случилось?

Она увидела, как его взгляд упал на пол, к ее ногам и снова поднялся к ее лицу. Он был растерян — смотрел на нее и пытался понять, что происходит.

— Если я здесь останусь, со мной может что-то случиться, может произойти беда, — сказала Элина. — У меня может возникнуть желание покончить с собой… Или может случиться, что кто-то меня обидит. Я должна уехать от тебя, иначе…

— Тебя кто-то обидел, — ты это хочешь сказать? Кто-то посмел?..

— Нет. Я просто не хочу умирать. Не хочу, — сказала она. — Я… я не хочу навлечь на себя беду… Я не хочу превращать кого-то в убийцу…

— Элина, я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Тебя заставляют принять это решение, да? Он связался с тобой?..

Она смотрела на него непонимающим взглядом. Потом поняла. И с презрением сказала:

— Вовсе не обязательно, чтобы кто-то учил меня, как поступать.

— Но он связался с тобою? Нашел тебя здесь?

— Нет.

— Это он уговорил тебя? Ты собираешься выйти за него замуж?

— Я же сказала — нет, нет, я даже не думала о нем… вовсе не обязательно, чтобы он… вовсе не обязательно, чтобы он учил меня, как поступать, — сказала Элина. Она прижала руки к лицу — оно пылало. Она сама не знала, что она чувствует: ярость, стыд, волнение. Внезапно на нее снова обрушилась слепота, и какую-то секунду она ничего не видела, лишь чувствовала какую-то непонятную радость оттого, что все стерлось, исчезло из поля ее зрения, — остался только мужчина, который стоял и внимательно смотрел на нее.

— Он тебе ничем не угрожает, нет? — наконец спросил Марвин.

— Нет.

— Ты с ним об этом говорила?

— Нет. Я же сказала — нет.

— Но он… Он знает, где ты, да?

— Нет. Я не думаю о нем. Я о нем и не думала, — сказала Элина. — Я… я не хочу думать о нем… Пожалуйста, отпусти меня, не сердись и не… не делай мне больно… пожалуйста… Я сама могу отсюда уйти, возьму и уйду… могу ведь? Разве не могу? К примеру, если бы ты вернулся домой, а я бы уже уехала, и к тому времени меня уже не было бы здесь… тогда дом был бы пустой, верно? А ты точно так же вошел бы в него, стоял бы вот так же тут… один… разве тебе пришла бы в голову мысль, что кто-то еще должен быть здесь с тобой? С какой стати ты вдруг задумался бы об этом? — Элина так никогда еще не говорила. — А если бы ты вернулся домой и обнаружил меня мертвой, если бы что-то случилось со мной — какие-то люди выследили бы меня и что-то со мной бы сделали, убили бы меня, тогда… тогда ведь ты тоже освободился бы от меня, верно? И зачем мы в общем-то нужны друг другу, если каких-то два или три человека, или вообще кто угодно… любой человек… любой незнакомец… если он может худо со мной обойтись? Надо мной надругаться?..

— Элина, я не понимаю, о чем ты говоришь, ты явно не в себе, у тебя, наверно, жар, — взволнованно произнес Марвин. — Мне неприятно слышать от тебя такие вещи… Нельзя принимать решение относительно своего будущего в таком состоянии.

— А если… — произнесла Элина, подходя к нему с улыбкой, словно перед ней был еще один мужчина, которого надо очаровать, и продолжала медленно, точно в полусне, точно наглотавшись наркотиков: — …а что, если бы они пошли за мной, выследили, где я живу?.. Если бы они прорвали сетку на двери, нашли бы ту комнату наверху, где я пряталась, ждала, если бы они взбежали по лестнице и вытащили меня оттуда… и… А ты вернулся бы домой вот как сейчас и обнаружил бы меня наверху?.. Ведь тогда я уже не была бы твоей женой, верно? А было бы тело, труп? Нет, тогда ты уже не был бы на мне женат, я уже не была бы твоей женой, ты бы вызвал полицию и что-то стал бы делать… отдал бы необходимые распоряжения… ты действовал бы, как всегда, очень энергично, и все бы кончилось, все бы прошло… Так почему бы нам не сказать это друг другу сейчас? Что так получилось, и теперь я больше тебе не жена?..

Марвин в упор смотрел на нее. Она чувствовала его волнение за нее и страх перед нею… И ей было жаль его, но в то же время она знала, что все сказанное — правда и что сказать это было необходимо. А он просто не хотел ничего слышать. Он будет противиться ей, будет с ней спорить. Но она чувствовала в себе лихорадочную уверенность: никто ей не нужен, она никого не любит, она свободна.