Как видим, начальство не оценило юмор юного отпрыска Черевина, посадив его за неисполнение приказа на гауптвахту.

В 1917 году в пятом и шестом номерах журнала «Голос минувшего» был напечатан очерк «Александр III», принадлежащий перу известного корреспондента английской газеты «Дейли телеграф» Э. Диллона (1854–1930), который много лет работал в России и даже одно время преподавал в Харьковском университете. В нем англичанин тоже дал нелицеприятный портрет генерала Черевина: «Царь с удовольствием слушает разные великосветские сплетни, и ни один из приближенных не обладает в такой степени талантом приправлять их сальными анекдотами и беспощадными, циничными намеками и недомолвками, как ген. Черевин, известный всей столице как царский шут… У него нет и тени тонкой иронии, он не понимает простой, веселой шутки и отказывается поддерживать ее. Ему доступны лишь остроты генерала Черевина, остроты такого сорта, что, по словам адъютантов царя, от них покраснели бы даже жители островов Фиджи».

Не знаем, как отнеслись бы к доступным нам остротам генерала Черевина совестливые жители островов Фиджи, но некоторые из них, взятые нами из дневника незабвенной генеральши Богданович, свидетельствуют, по нашему мнению, о том, что он, несомненно, обладал чувством юмора и за словом в карман не лез.

Про П.Н.Дурново (1842–1915), директора Департамента полиции с 1884 года, уволенного в 1893 году с этой должности Александром III с резолюцией: «Убрать эту свинью в 24 часа» за использование своего служебного положения в личных, корыстных целях, Черевин сказал: «Глуп во весь рост» (Дурново отличался высоким ростом). О графе И. И. Воронцове-Дашкове: «Легче три обеда съесть, чем дело сделать с Воронцовым». Довольно подробно об этом пишет в своих «Воспоминаниях» и граф С. Ю. Витте: «Черевин был человек общества, с обыкновенным образованием (он был гвардейский офицер), но с большим здравым смыслом и умом; до известной степени он был остроумен, но был очень склонен к употреблению крепких напитков… Манера Черевина, его речь были довольно прямые и резкие, что соответствовало характеру императора Александра III и мало соответствует более нежному характеру нынешнего императора Николая II».

Граф также приводит конкретные примеры, наглядно иллюстрирующие его выводы о Черевине. В частности, он вспоминает, как однажды после обеда Черевин сел играть в карты с императором Александром III: «Он все спрашивал у императора: будет ли император горевать и плакать, когда он, Черевин, умрет? Говорил… что ему не так жалко, что он умрет, как жалко думать о том, как этим будет огорчен император Александр III. Император ему все говорил: „Отстаньте вы от меня“. Затем Черевин начал приставать к императору, чтобы он до его смерти дал ему Ленту Александра Невского…» (Кстати сказать, желанную ленту он так и не получил.)

В другой раз императрица Мария Федоровна поручила ему встретиться с князем Долгоруким, который упорно добивался ее содействия в назначении его послом в Данию. Императрица, не любившая Долгорукого, попросила Черевина отказать тому в исполнении его просьбы, так как место там уже занято. На вопрос С. Ю. Витте, как он вышел из этого деликатного положения, Черевин ответил: «Я сказал Долгорукому, чтобы он ехал в Данию, постарался как-нибудь уничтожить посла, тогда место будет свободно и он будет назначен».

Александр III, как и многие власть предержащие, любил послушать от своих придворных, которые при его отце получили прозвище «кальянщиков»[192] разного рода рассказы и байки. Как мы видим, эстафету от «кальянщиков» принял и генерал Черевин, а при следующем царе Николае II эстафетная палочка «кальянщика» перешла к другому царедворцу: флаг-капитану, генерал-адъютанту и адмиралу К. Д. Нилову (1856–1919), который, как и генерал Черевин, был большим поклонником Бахуса.

Тесные личные привязанности двух последних российских императоров к лицам, страдавшим алкогольной зависимостью, и их весьма снисходительное отношение к этому пороку послужили той питательной средой, в которой сформировались и получили широкое распространение в России и за границей бездоказательные утверждения о том, что Александр III и Николай II, так же как и их предки из династии Романовых, были поклонниками зеленого змия.

О довольно тесных личных отношениях императрицы Марии Федоровны с генералом Черевиным свидетельствуют 17 писем, написанных ему за период с 19 марта 1885 года по 23 декабря 1895 года (фонд № 1670 в РГИА). Приведем лишь одно из них, написанное Марией Федоровной в Гатчине в стихотворной форме на русском языке:

Мария. 19-го марта 1885.

Сохранилась также телеграмма с лаконичным текстом без даты и места отправления: «Генерал Адъютанту Черевину Петербург… На многие лета! Ура! Мария». Можно предположить, что эти поздравительные послания были приурочены к каким-то знаковым событиям в жизни генерала Черевина.

Как следует из переписки министра юстиции Н. А. Манасеина с генералом Черевиным в 1893 году, императрица Мария Федоровна поручала ему разобраться с поступавшими на ее имя прошениями о помиловании, В частности, камер-казак Петр Землин ходатайствовал перед императрицей о помиловании своего зятя, бывшего сотника Войска Донского Христофора Черноярова, который женился на его дочери, не расторгнув своего прежнего брака, за что был сослан в ссылку в Архангельскую губернию на три года. По запросу генерала Черевина министр юстиции не возражал освободить его от дальнейшего наказания.

Самым веским свидетельством того большого влияния при дворе, которым пользовался генерал Черевин, служит, по нашему мнению, адресованное ему письмо от графа М. Т. Лорис-Меликова без указания даты следующего содержания: «Прошу Вас, Петр Александрович, доложить Государю просьбу мою об обеспечении пенсиею остающейся семьи моей. — Принадлежащее мне и жене моей имущество далеко не достаточно для ограждения жены и пятерых детей наших от безбедного существования, и забота о них подвинула меня к настоящей просьбе. — Доложите Его Величеству, что в декабре 80-го года покойный Государь два раза спрашивал меня — почему я не прошу об отводе мне, по примеру других, участка земли из нефтяной площади? По соображениям, которым излишне будет объяснять здесь, я уклонился оба раза от такого милостивого предложения. — Не раскаиваюсь в этом, хотя знаю, что нефтяной участок в 10 десятин стоит не менее 300 тысяч рублей, — капитал, который мог бы вполне обеспечить семью не только пожизненною, но и потомственною пенсиею. — О выраженном мне покойным Государем предложении свидетелей не имею; но думаю, что как и Его Величество, так равно и лица, близко меня знавшие, не заподозрят меня в измышлении означенного факта. За время 44-летней службы я не просил также о пожаловании мне аренды. — Отведенный мне 19 лет тому назад, в числе прочих старослуживых генералов на Кавказе, участок земли не приносит пока никакого дохода, а напротив — расход на администрацию и устройство имения превышает доходность. — Факт этот может быть проверен по отчетным книгам, хранящимся, в целости и за все годы, в самом имении.