Критик Марионелла Ромашкина на той же странице отмечала в своих заметках, что баллада свидетельствует о растущем поэтическом мастерстве Геннадия Репьёва и даже «выводит это мастерство на новый уровень». Так оно или нет, критику виднее, но надо сказать, что ощущения и настроения всех, кто летал тогда, Генка выразил точно.

Ига в конце концов так увлекся ролью пилота и ощущал такое бесстрашие, что даже подумал: не выписать ли в небе мертвую петлю? Но хватило ума не рисковать…

Наконец спохватились, что пора возвращаться к скважине. Жора-то и Казимир, наверно, ждут и волнуются. Возможно, что и кним ждет…

Они в самом деле ждали. И обрадовались. Гусь прогоготал, что сперва пробовал угнаться за ступой, но где там!

Кним сказал:

— Я счастлив, что у вас все прекрасно получилось. Только советую выспаться, прежде чем отправитесь в полет к городу. А о лодке не тревожьтесь, доставим…

— Может быть, вас опустить домой на веревке? — любезно предложил Лапоть.

— Нет-нет, не беспокойтесь, там есть ступеньки. Вниз — это не трудно… Если не возражаете, я провожу вас до палатки.

Никто не возражал. К берегу слетели на ступе, а книма Жора посадил на плечо. Кним на невидимом Жоре поплыл над кустами, как по воздуху. Казимир Гансович летел рядом и шумно одобрял все происходящее.

На берегу снова разожгли костер, согрели чай, угостили книма. Поболтали еще. Жора признался, что на острове у него есть приятельница. Или приятельницы — как хотите.

— Потому что их две. Это куриные ноги, большущие. Остались от бабы-яговой избушки, когда она развалилась от старости. Гуляют теперь сами по себе. Я их часто навещаю, у нас в жизни много одинакового. В том смысле, что я ведь тоже, можно сказать, одни ноги… Только сегодня мы не встречались. Наверно, они бродят в Плавнях…

Кним (кстати, его звали Нырялло) стал прощаться.

— Нет, нет не провожайте меня. Я отлично вижу в темноте, не хуже кота…

— Можно, я вас все-таки провожу? — попросил Ига. — Самую капельку…

— Ну, если капельку…

Они прошли до опушки, и тогда Ига заговорил о том, что его почти все время тревожило:

— Скажите, пожалуйста, господин Нырялло… Я однажды был в городе под земляным куполом и там видел очень похожего на вас книма, только не в шапочке, а в шляпе. Он сидел в окне с песочными часами… Это были не вы?

— Нет-нет, что вы! Я там не бывал. Правда слышал, но… А чем вас заинтересовал тот напомнивший мою особу кним?

—.Он сказал тогда… я не совсем понял…

— Что же именно он сказал? Может быть, я смогу помочь вам… в силу своей ограниченной эрудиции?

— Он сказал… что я должен нащупать свою нить. И совместить с каким-то Меридианом…

— О! Я, кажется, улавливаю мысль коллеги… Возможно, он имел ввиду линию вашей жизни. Или какой-то важной в этой жизни задачи. Или что-то еще в этом роде… Да… А меридиан… видите ли, это достаточно размытое понятие. Иногда оно означает что-то одно, потом что-то другое. Но думаю, что в данном случае имелось ввиду направление, которое соответствует установлению во вселенной всеобщей гармонии. Задача, конечно, весьма обширная… Простите, вы меня, наверно, не понимаете…

— Понимаю, — соврал Ига. — А вот еще… Эти места, в которые я в тот раз попал, были какие-то… интересные, даже знакомые иногда, но запутанные. Будто кто-то там все нарочно перемешал… А кним сказал: не надо строить, пока я… ну, это самое, про нить и Меридиан… А я дома делал Конструкцию. Вроде игрушки из трубок, такая фантазия. Интересно было, вот и делал. А потом стало казаться, будто напутал в ней… и там напуталось… Так же не бывает!

— Как знать, как знать! Бывает, что созданная маленькая конструкция что-то меняет в большом мире. Если между ними вдруг возникает резонанс…

— Но я не видел этого… резонанса. И не хотел…

— Есть простой способ. Рядом с такими конструкциями полезно вешать маятник. Если он качается сам собой, значит, все в порядке…

— Я подвешивал! И он качался!.. Правда, не всегда…

— Тот-то и оно, что не всегда… Мальчикам лучше не устраивать такие эксперименты. Но… мальчиков ведь не остановить. По крайней мере, если будете рисковать снова, следите за маятником…

Ига понял, что у книма Ныряллы нет охоты беседовать дальше.

— Спасибо. До свиданья…

— Всего вам самого доброго! — И кним исчез в зарослях.

А Ига побрел обратно, к уютному оранжевому огню. «Что же я сделал не так? — думал он. И понимал, что секрет не в трубках. В поступках. — Может, виноват в том, что строил Конструкцию только для своего удовольствия? Тяп-ляп, как в голову придет… Но в дыру-то я полез не ради себя! Ради Степки!»

«Ну, полез… А дальше что?» — спросил он сам себя.

«Как что? Я же думал о ней , а не о себе! Я ее выручил!»

«Выручил, а дальше что?»

«Как что? Ну, сделал… то есть сделали, чтобы мама ее приехала…»

«Приехала и уехала…»

«Но я же не виноват!»

«При чем тут «виноват», «не виноват». Дело в другом…»

«Тогда я не знаю, — слегка рассердился Ига. Потом сказал себе: — Ладно, не горюй. Многие существуют и вообще не строят никаких конструкций. Никогда. Ни о каких линиях и меридианах не думают. Живут и в ус не дуют!»

«А многие — строят, — словно сказал кто-то Иге со стороны. — Только, наверно, каждый по-своему…»

Но дальше поразмышлять не удалось. Он был уже у костра. Пламя жарко дохнуло ему на ноги. Стреляли угли. Ига присел на корточки и стал смотреть в огонь.

— Где ты гулял? — шепнула оказавшаяся рядом Степка. — Я боялась…

— Вот глупая, отойти нельзя? Я книма провожал, заговорился с ним.

— О чем?

— О жизни, — сказал Ига.

— А! Знаю… Я тоже о ней думала. Сейчас…

Игу кольнуло беспокойство.

— И что надумала?

— Ну… Ига я не хочу домой. Вот так бы путешествовать всю жизнь. С ребятами… и с тобой. Забавно, да?

Он привычным уже движением притянул ее к себе.

— Эх, Степка ты, Степка… Всю жизнь так не получится. Все равно надо возвращаться…

— Я знаю. Только не хочется.

— Зато завтра полетим на ступе! До самого дома! Разве плохо?