учитывается в русской рифме: в III действии «Горя от ума» Грибоедова:

— II vous dira toute l’ histoire.

— Что? что? уж нет ли здесь пошара?..;

в неизданном стихотворении А. И. Ромма (РГАЛИ):

На будущее тень откинуть ищем мы,

Торопим мы стихом ленивую Аврору —

То тень былых утех, то тень былой тюрьмы —

Près du passé luisant, demainest incolore…

и в «Тайном советнике» Л. Лосева:

Останься пеной, семиозис

(Мысль изреченная есть что-с?)

Вам все игрушки, все смеетесь, —

Как бы вам плакать не пришлось!

(De la musique avant tout[es] choses) —

Мысль изреченная есть что-с?

Заметим, что внутри стиха у Лосева e-muet все-таки проглатывается. Можно думать, что именно такое 4-стопноямбическое, без — е, произношение этой строки побудило и Брюсова, и Пастернака переводить это программное стихотворение Верлена 4-стопным ямбом, хотя оно написано не 8-сложником, а 9-сложником и сам Верлен в тексте прославляет «нечетный ритм».

Обратный случай — произношение — е внутри строки и проглатывание на конце — находим у Цветаевой в «Чародее»: «Чьи ослепительные грозди — Clinquantes, éclatantes grapp[es] — Звеня опутывают гвозди Для наших шляп».

Вообще же поэты учитывают или не учитывают слабое — е в стихе, как кажется, только на слух, с частыми колебаниями. Пушкин в черновиках «Путешествия Онегина» одинаково примеривал к ямбу варианты «В Hotel de Londres, что в Морской» и «В Hotel de Londr[es], что на Тверской». Ср. у Мятлева: «Только разница в атлаже…» и на следующей странице: «Наш российский ателаж» (attelage). В женскую рифму он ставит: «Кто из них ле веритабель, Все равно, се тут эн дьябель», — а в мужскую: «Ма пароль, сует энкроябль! Боги не были бон дьябль!» Слоговое р в женской рифме то отмечается графически, то не отмечается: ср. «Не диковинка, пететер, Так сказать, се компрометер», — и «Но колонны две: сюр л’ отр Теодор стоит л’ апотр, Также очень нехорош…» — из чередования мужских и женских рифм видно, что отр — апотр — женские рифмы.

Неудивительно, что при такой беспечности наряду с обычными опущениями e-muet являются и единичные случаи противоположного рода — когда — e сохраняется там, где по правилам должно бы элидироваться. Так у Полонского («Рассказать ли…»): «В честь убитого сердца заезжий Музыкант March[e] funèbre | играл…» Так у А. Головиной («Поэт, издатель, звездочет и муза»): «Mon ombre | y resta Pour y languir toujours. Женева. И с моста Я вижу vos amours».

Кстати об элизии. Мало кто помнит, что заглавие сборника В. Брюсова «Urbi et orbi» для автора звучало с элизией — в 4 слога: «Я мог надменно „Urbi et orbi“ Петь гимн в уверенных стихах» («О себе самом»). Обычно это словосочетание читают в 5 слогов и даже вставляют в анапестический ритм: «Как ни странно, бывает и так В наше время, где страха и скорби Много больше, чем розничных благ, Существующих urbi et orbi» (В. Губайловский, «На дворе XVIII век…»). Но Брюсов не был последователен: в переводе из А. де Ренье («Других пусть радуют…») он пишет: «Мне у дверей поет волна, come ucello, Как тихий ропот струн, И в черной гондоле поеду я в Торчелло По мертвости лагун…» Любопытно, во-первых, что эти итальянские слова для рифмы он вписывает в стихотворение сам, у Ренье их нет; а во-вторых, что come для русского читателя звучит легким ритмическим перебоем, однако даже перебой оказывается приемлемей для Брюсова, чем элизия.

11

Наряду с лексическими макаронизмами возможны и ритмические. В «Чудаках» Я. Княжнина Ветромах вставляет в свои реплики целые полустишия по-французски. Иногда их ритм — ямбический и укладывается в 6-стопный ямб этой комедии:

Как мною ваша дочь. Je jurerai toujours…

Qu’un homme tel que moi… — Не верь, свет часто бредит…

Но иногда их ритм — анапестический, допустимый во французском силлабическом стихе и недопустимый в русском силлабо-тоническом:

И для людей, как бишь? pour les gens du haut ton…

До бесконечности interdit, stupéfait…

Ils sont foux! А на что ж я знатного толь рода…

Все это знатности véritable призна́ки…

Иногда же Княжнин не справляется с экспериментом, и у него получаются строчки, не укладывающиеся ни в русский, ни во французский стих:

И ум, je m’en flatte, и даже рода честь…

De discours frivole излишнее болтанье…

Qu’entends-je? — Прощай. — Погибла я! ох, тошно!

Французский ритм вторгается в русский в одной реплике у Кюхельбекера в «Иване, купецком сыне»:

По крайней мере, новым быть хочу.

Donnez-nous des nouveaux, n’en fût — et plus au monde!

Mais ou done le trouver? dans l’ air ou bien dans l’ onde?

А на земле едва сыщу!

Силлабическая строка вставлена в 3-стопный анапест «Парижской поэмы» Набокова:

И подайте крыло Никанору,

Аврааму, Владимиру, Льву,

Смерду, князю, предателю, вору:

Ils furent des anges comme vous…

Но это — единичные случаи. Как правило, поэты не вмешивают в русские стихи французский ритм. В «Горе от ума» изолированная реплика Графини-внучки «Eh! bonsoir! vous voilà…» звучит правильным французским стихом, а вплетенная в диалог реплика «Il vous dira toute l’ histoire» (рифма — пожара) звучит правильным 4-стопным ямбом. В огромной «Курдюковой» подавляющее количество «французских» строк тоже укладывается в ритм русского 4-стопного хорея («Это сюр ле метр отель Эн табло времан тель кель, Как Успенского собора…»). Отступления по большей части не выходят за пределы полудозволенных перебоев вроде пушкинского «Войска идут день и ночь…» («Се бон пур ле кавалье…»), исключения единичны («Се ла мем шоз, что амуры…»). Французские стихотворения Пушкина («Stances», «Couplets», «Mon portrait», две эпиграммы, мадригал) и Лермонтова («L’ attente», «Quand je te vois sourire…», «Non, si j’en crois mon espérance…») написаны правильным французским стихом (ошибки единичны, например отсутствие элизии в лермонтовской строчке «Eh non! trompeuse | espérance…»). В шуточных же макаронических стихах все нарушено (как мы уже видели на примере «Ma chère Alexandrine…»). У Тютчева из 14 французских стихотворений стих разрушен только в шуточных четверостишиях «Ah, quelle m’éprise…», «Lorsqu’un noble prince…», «Il faut qu’une porte…», в серьезных же можно найти лишь нарушение цезуры в строке «Tourbillonnent sur des