Карин задышала спокойнее. Она затронула ту тему, которая была так необходима. Имя Пальтца всплыло у нее из списка опознанных на пленке людей. Монсеньера Пальтца открыто ненавидели католические власти в Германии, это выяснилось в телефонном разговоре с боннским епископом. Тот высказался весьма откровенно: «Это заблудший фанатик, которого надо отправить на пенсию. Так я и Риму сказал». Карин подождала, пока успокоится ненужный ей теперь муж.

— Фредди, — спокойно, сдерживаясь, начала она. — Этот Пальтц или как его там, этот священник проболтался, будто с Лондоном, Парижем и Вашингтоном случится нечто ужасное. Такая крупная катастрофа, которая унесет сотни тысяч жизней... Это правда... Фредди?

Молчание фюрера в контрасте со стуком дождя наэлектризовывало атмосферу. Наконец Гюнтер Ягер заговорил. Его голос звучал напряженно, глухо, как готовые оборваться струны виолончели.

— Так вот зачем ты пришла, шлюха. Они послали тебя разузнать, а вдруг, что совершенно невероятно, я раскрою тебе суть нашей ударной волны.

— Я сама пришла. Они не знают, что я здесь.

— Возможно, врать ты никогда не умела. Однако ирония приятна. Я и раньше говорил, нас ничто не остановит, так оно и есть. Видишь ли, как все великие вожди, я наделяю ответственностью других, и более всего в тех областях, где мне не хватает знаний. Мне обрисовывают план или стратегию, особенно конечные результаты, но не технический аспект, не сообщают даже имен тех, кто их отрабатывает.

— Мы знаем, это касается воды трех городов, резервуаров, водопроводных станций или как они там называются.

— Правда? Уверен, монсеньор Пальтц знает все технические детали. Спросите его.

— Это не сработает, Фредерик! Отмени операцию. Ведь всех поймают. Там сотни солдат, готовых стрелять во всех и во все, что приблизится к воде. Их захватят, и они тебя выдадут.

— Выдадут? — спокойно спросил Ягер. — Кто? Дряхлый старик, который даже не знает, какой сейчас год, не говоря уже о месяце или дне недели? Не смеши меня.

— Фредерик,вчерашнее собрание заснято на пленку. Всех, кто там был, арестовали и держат отдельно. Все кончено, Фредди! Отмени, ради Бога, «Водяную молнию»!

— "Водяную молнию"? Боже мой, ты говоришь правду, я чувствую по голосу, по глазам.

Гюнтер Ягер поднялся с молельного стула, тело и лицо его были как у Зигфрида в свете рампы.

— Все равно, шлюшка, это ничего не меняет, ибо ударную волну никому не остановить. Меньше чем через час я буду на пути в страну, которая аплодирует моей работе, нашейработе, и стану наблюдать за тем, как мои ученики по всему Западу занимают влиятельные посты.

— Тебе не выбраться!

— Как ты наивна, женушка, — усмехнулся Ягер, подходя к центру алтаря и нажимая на кнопку под золотым распятием. И тут же, от одного лишь прикосновения в полу открылся квадратный люк, внизу плескалась речная вода.

— Там, внизу, двухместная подводная лодка, предоставленная заводом, директор которого с нами заодно. Она доставит меня в Кенигзвинор, где ждет самолет. Остальное — обновленная история.

— А я?

— Ты хоть представляешь, как давно у меня не было женщины? — тихо сказал Ягер под светом над алтарем. — Сколько лет я носил мантию и следовал строгой монашеской дисциплине, сделав вывод, что те, кто поддается плотским искушениям, легче идут на сделку, их легче подкупить.

— Уволь, Фредерик, мне твои настроения не интересны.

— А ты бы поинтересовалась, жена!Я жил так более пяти лет, доказывая, что яи только янеподкупный верховный лидер. Неодобрительно смотрел на женщин в слишком откровенных нарядах и не позволял в своем присутствии даже непристойных анекдотов или двусмысленных шуток.

— Это, наверно, было для тебя невыносимо, — сказала Карин, ее взор блуждал по затемненной комнате. — Когда бы ты ни возвращался из своих набегов в Восточный блок, ты всегда привозил оставшиеся презервативы и список телефонных номеров с женскими именами напротив.

— Ты шарила по карманам?

— Надо же было отдавать твою одежду в химчистку.

— У тебя, как и прежде, на все готов ответ.

— Я отвечаю честно, первое, что приходит на ум, как подсказывает память... Вернемся ко мне, Фредерик. Что будет со мной? Ты собираешься убить меня?

— Мне бы этого не хотелось, женушка, ибо ею ты и являешься юридически и в глазах Господа Бога. В конце концов, моя подводная лодка рассчитана на двоих. Ты можешь быть мне супругой, товарищем и, наконец, возможно, императрицей при императоре, как фрейлейн Ева Браун для Адольфа Гитлера.

— Ева Браун покончила жизнь самоубийством со своим «императором» с помощью цианистого калия и выстрела. Это меня не привлекает.

— Так ты мне не окажешь такую услугу, жена моя?

— Не окажу.

— Окажешь, но по-другому, — еле слышно проговорил Гюнтер Ягер, расстегивая белую шелковую рубашку и снимая ее, затем взялся за ремень.

Карин вдруг резко подалась влево, зависнув в воздухе в надежде дотянуться до пистолета Лэтема, валявшегося на полу. Ягер метнулся вперед, выбросив правую ногу и с такой силой ударил ее мыском ботинка в живот, что она скорчилась и застонала от боли.

— Теперь ты мне окажешь услугу, женушка, — уверенно сказал новый фюрер, по очереди вынимая ноги из штанин, складывая брюки, чтобы не смялись складки, и аккуратно укладывая их на молельный стул.

— Когда она вошла? — спросил Лэтем, повышая голос, чтобы перекричать шум ливня.

— Минут двадцать назад, — ответил германский офицер, когда машина разведслужбы с выключенными фарами выезжала с территории.

— Господи, она там уже такдолго? И вы пустили ее туда без радио, без единого средства, чтобы связаться с вами?

— Она поняла, сэр. Я ясно сказал, что радио дать не могу, и она сама сказала: «Я понимаю».

— Вам не кажется, что сначала надо было получить «добро» от нас, а потом пропускать ее? — почти прокричал Витковски по-немецки.

— Mein Gott, nein! — рассердился офицер. — Сам директор Моро связался со мной, и мы продумали наиболее безопасный способ, как ей миновать патруль.

— Моро? Я задушу этого сукина сына! — взорвался Лэтем.

— Если точнее ответить на ваш вопрос, майн герр, — сказал офицер германской разведки, — Fraulein не так уж и долго в коттедже; мой агент у дома доложил по радио, что она вошла всего двенадцать минут назад. Вот, видите, я записал точное время у себя в тетради несмываемыми чернилами. Я очень аккуратен, мы, немцы, такой... все такие.

— Тогда почему у моих богатых друзей так много проблем, когда им требуется починить «мерседесы»?

— Дело явно в американских механиках, сэр.