Шел дождь, дни были короткие, хворост дорог, и парижане были всем недовольны. Генрих VI уехал после рождественских праздников. У Парижа осталось впечатление, что город сделал для него слишком много.

В это же время Франция узнала, что в Лилле после долгих переговоров делегаты Карла VII и Филиппа Доброго 13 декабря договорились о всеобщем перемирии на шесть лет. Успех для кардинала Альбергати, легата папы Евгения IV, перемирие стало пощечиной для Бедфорда. Легата ждали в Париже, а он был в Лилле. От Филиппа Доброго ожидали, что он нападет на Шампань, которую англичане предлагали ему отвоевать, а он сложил оружие. Английские власти поняли, что в Иль-де-Франсе и в Нормандии теперь они останутся одни. Планировать обширные завоеваний южней Луары уже не приходилось.

Сопротивление

После смерти Жанны д'Арк англичане сочли, что удача к ним вернулась. Эта иллюзия сохранилась ненадолго. Купив капитуляцию Лувье после пяти месяцев неэффективной осады, английские солдаты тотчас нарушили обещания, данные горожанам. Это оставило плохое впечатление в Нормандии и даже в Париже. В Мене, в Западной Нормандии отряды Амбруаза де Лоре, Ришмона, Дюнуа наносили точечные удары, которые почти не продвигали вперед дело Карла VII, но укрепляли у нормандцев представление, что Генрих VI не обеспечивает порядка. В Шампани Барбазану и гарнизону Труа было достаточно подчинить нескольких англичан, не покинувших эту местность в 1429 г. Ла Гир действовал в окрестностях Парижа, нападая на провиантские обозы, сжигая деревни, мешая проводить жатву и сбор винограда.

Родриго де Вильяндрандо нашел себе новые занятия, поступив на службу к Жоржу де ла Тремую. Он повел в Оверни войну против графини Марии, наследницы своей кузины — графини Жанны, покойной жены ла Тремуя. Потом рутьер двинул свои отряды в Анжу, где напал на владения королевы Иоланды.

Феодалы совсем распоясались. На Западе по любому поводу снова и снова вспыхивала война между Ришмоном и ла Тремуем. Герцог Алансонский устроил поход на герцога Бретонского. Сир де Прейи, Пьер Фротье, поколачивал монахов окрестных земель. В Центре не кончалась усобица между знатью Ле-Веле и Жеводана. В Лангедоке по-прежнему враждовали Фуа и Арманьяк.

Бедфорд попытался пресечь анархию, от которой он страдал больше, чем его противник. Амбруаз де Лоре потерпел неудачу под Каном в 1431 г., но Рикарвиль и его люди в феврале 1432 г. захватили Руан и некоторое время удерживали его, прежде чем погибнуть под топором палача. Любителей заговоров весть о Лилльском перемирии могла только воодушевить. Не проходило месяца, чтобы та или иная группа парижан не измышляла способа впустить в столицу тех, кого бывшие сторонники бургундской партии начали называть «французами». В том же 1432 г. заговор возник даже в аббатстве Сент-Анту-ан-де-Шан.

10 августа смелость осажденных горожан вкупе с молниеносной атакой Родриго де Вильяндрандо вынудила англичан снять осаду Ланьи. Рассказывали, что прекращенная осада обошлась в сто пятьдесят тысяч салюдоров. Ответственность за дороговизну жизни возлагали на правительство Бедфорда.

Бедфорд не придумал ничего другого, кроме как укрепить собственные гарнизоны и предложить союз обоим бретонским братьям — герцогу Иоанну V и коннетаблю де Ришмону. Он добился эффекта, обратного тому, на какой надеялся. Ла Тремуй решил, что это серьезная угроза, и заключил мир с Ришмоном. Советники королевы Иоланды догадались, какую опасность для короля представляет столь предприимчивый фаворит. Они подготовили его падение. Королева Мария Анжуйская и ее брат Карл Анжуйский, граф Менский, организовали заговор. В июне 1433 г. ла Тремуй, живший у короля в Шиноне, получил удар кинжалом в постели, а потом полумертвым похищен и заточен в Монтрезор. Его освободили за солидный выкуп только при условии, что отныне он будет держаться в стороне от политики. Карл VII перенес несчастье своего фаворита, как в свое время несчастье Жанны д'Арк, — не сказав ни слова.

Тем не менее события начали оборачиваться в его пользу. Власть теперь принадлежала королеве Иоланде, графу Менскому и прежде всего Ришмону. Английское правительство, напротив, уходило в небытие. Бедфорд старел. Генрих VI уехал к себе. Канцлер Людовик Люксембург был крайне непопулярен. Парижане сделали его козлом отпущения за то, что не удавалось заключить мир.

По секрету, а часто и открыто говорили: только от него зависит, чтобы во Францию вернулся мир. Их так же проклинали, его и его подельников, как некогда императора Нерона.

Регент еще раз попытался взять инициативу в свои руки. Он организовал оборону Нормандии силами самих нормандцев. Арундел и Талбот получили задание отбить крепости, потерянные в парижском регионе.

Поначалу рассчитывали на успех. Нормандские крестьяне согласились охранять порядок и для начала по воскресеньям стали упражняться в стрельбе из лука. Увы, Талбот и Арундел остановились после первой победы, несомненно, в ожидании инструкций, которые не поступили. Что касается энергичных действий нормандских крестьян, их активность обеспокоила гарнизонных воинов. Станут ли продолжать им платить, если вилланы сделаются дармовыми солдатами? Капитаны сговорились бороться с новыми конкурентами. Для большого отряда крестьян была устроена ловушка, и их перебили под Сен-Пьер-сюр-Див, прежде чем они успели как-либо разобраться в тактике. И тогда по всей Нормандии военная подготовка приобрела направленность на восстание. Пусть даже Бедфорд публично казнил в Руане виновников резни — тем же летом 1434 г. нормандцы взялись за оружие против оккупантов. Огромный налог, которого потребовали в сентябре от нормандских Штатов (334 тысячи ливров), убедил самых нерешительных. Выдвинулось несколько вождей, как крестьянин Кантепи или сир де Мервиль. Эта Жакерия нового типа во многих отношениях напоминала Жакерию предшествовавшего века: организация не была сильной стороной этих храбрых людей. Они двинулись осаждать Кан, позволили захватить себя врасплох и были разгромлены англичанами наголову.

Тем же летом люди Талбота отбили Бомон-сюр-Уаз, который плохо защищал Амадо де Виньоль, брат Ла Гира, и после шести недель осады вступили в Крей. Те, кто воодушевлял защитников двух этих крепостей, были повешены. Это обеспечило покорность выживших, но не их переход на сторону противника.

Больше никто не считал Бедфорда и его людей союзниками герцога Бургундского, и об арманьякской тирании стали забывать. Теперь англичан действительно воспринимали как оккупантов. Этому немало способствовало бремя их налогов. Как и бремя их репрессий, потому что народу трудновато было считать «ворами» столько смелых людей — от подмастерья до эшевена, — которых вешали за участие в заговорах. Наконец, этому способствовали их неуклюжие действия, и не самым пустяковым из них были притеснения Парижского университета.

Магистры — как богословы Сорбонны, так и юристы с Кло-Брюно — жили за счет определенной интеллектуальной гегемонии и международной клиентуры; гарантией того и другого была отдаленность конкурентов — Оксфорда, Тулузы, Монпелье, — но тому и другому угрожало затягивание войны. Северная Франция и Бургундское государство — вот на что после 1420 г. распространялось влияние Парижа. Магистры к этому приспособились, потому что не могли отрицать, что приняли некоторое участие в конфликте и несут некоторую ответственность за договор в Труа, но они страдали от этого. Милость регента Бедфорда и угодливость ректоров иногда, на несколько лет, создавали для университета видимость процветания. Когда в июне 1428 г. факультет канонического права принял четырех новых докторов, в том числе двух англичан, на пиру председательствовал Бедфорд. Магистры не упускали ни одного случая поздравить английское правительство и воздать ему хвалу ради своих корреспондентов. Они очень громко провозгласили от имени ученого мира благодарность королю, наконец посетившему свое Французское королевство и позволившему себя помазать. Мнение о Жанне д'Арк, которое они предоставили, показывало их верность. Фактически они не могли бы от него отречься. Пленники своей гордыни и первых обязательств, они были связаны собственной историей.