В день бала Юджин с Анджелой отправились в Дэйлвью в своем автомобиле. Юджин всегда восхищался этой местностью, она вызывала в нем ощущение величия и простора, какие редко можно испытать в окрестностях Нью-Йорка. Стояла зима, вечер выдался морозный и ясный. Большой дом с застекленными террасами был ярко освещен. Там собралось уже многочисленное общество мужчин и женщин, которых Юджин встречал и раньше, а также много незнакомой молодежи. Ему пришлось представлять Анджеле своих друзей, и при этом он снова ощутил всю бессмысленность, нелепость своего брака. Анджела была очень мила, но совсем не похожа на этих женщин, державшихся с таким апломбом. В них было что-то величественное, не говоря уже об ослепительной красоте и жизненной умудренности, и когда контраст оказывался слишком уж разительным, Юджин с отчаянием думал, что его брак с Анджелой был роковой ошибкой. Зачем он сделал эту глупость? Он мог в свое время напрямик сказать Анджеле, что не женится на ней, и тем дело и кончилось бы. Он забывал при этом, что сам не мог разобраться в обуревавших его противоречивых чувствах. Но как бы там ни было, он ощущал себя глубоко несчастным. Ведь будь он сейчас холостым человеком, его жизнь только еще начиналась бы!

В этот вечер, расхаживая по залу, он радовался свободе, хотя и кратковременной. К счастью для него, то один, то другой из гостей брал на себя труд занимать Анджелу. Это избавляло Юджина от необходимости неотлучно быть при ней, так как, если он не уделял ей достаточно внимания или же другие мало интересовались ею, она осыпала его дома упреками. Она жаловалась, что его невнимание к ней всем бросается в глаза. Раз никто не хочет занимать ее, его долг не оставлять ее одну. Юджин всем своим существом восставал против такой обязанности, но не знал, как от нее избавиться. Анджела часто говорила, что если он и сделал ошибку, женившись на ней, то теперь поздно жалеть. Это ясно всякому порядочному человеку.

Сейчас, на балу, Юджин с интересом приглядывался к молодым женщинам и поражался – сколько среди них красавиц. Он думал о том, какого полного расцвета – физического и душевного – достигают девушки в восемнадцать лет. По своим вкусам, проницательности и зрелости они годятся в подруги любому мужчине, даже сорокалетнему. Некоторые из них казались Юджину особенно привлекательными – они были такие свежие, такие цветущие, в их жилах струился огонь честолюбия и желания. Прекрасные девушки, настоящие цветы, розы – бледные и яркие. И подумать только, что для него время любви прошло, прошло безвозвратно! Откуда-то с верхнего этажа спустилась в залу Сюзанна с подругами, и его, как и в первый раз, поразила ее простота и непосредственность, искренность и сердечность ее обращения. Русые волосы, стянутые широкой голубой лентой в тон глаз, хорошо оттеняли свежесть ее лица. На ней было воздушное нежно-розовое платье, перехваченное в талии лентой и украшенное цветами, а ножки были обуты в мягкие белые сандалии.

– А, мистер Витла! – весело сказала она и, протягивая ему свою белую гибкую руку, сперва грациозным движением подняла ее на уровень глаз. Ее румяные губы расцвели в радостной улыбке, обнажив ровные белые зубы. В широко открытых глазах – какими Юджин и запомнил их – светилось безотчетное наивное удивление. «Посмотрел бы я, – думал Юджин, – какие розы, обрызганные утренней росой, могли бы выдержать сравнение с девушкой в полном цвету. Нет ничего прекраснее женщины в семнадцать-восемнадцать лет».

– Да, вы не ошиблись – мистер Витла, – ответил он, весь сияя от радости. – А я уж думал, вы меня забыли. Бог ты мой, как мы сегодня обворожительны! Когда я гляжу на вас, мне вспоминаются розы, свежесрезанные цветы, витражи старинного собора, ларчики с драгоценностями и… и… и…

Он сделал вид, будто подыскивает слова, и комически поднял глаза к потолку.

Сюзанна рассмеялась: как и Юджин, она умела ценить шутку. Сравнение с розами, драгоценностями и цветными стеклами показалось ей необыкновенно смешным.

– Боже мой, какой ассортимент! – расхохоталась она. – Я бы с удовольствием стала всем, что вы сейчас назвали, а тем более драгоценностями. Мама не разрешает мне их носить. Она не дает мне даже брошки!

– Мама у вас просто злючка, – сказал Юджин убежденным тоном. – Придется нам поговорить с ней. Но она, должно быть, знает, что вы не нуждаетесь в них. В вашем распоряжении кое-что не хуже и даже лучше любых драгоценностей. Но оставим эту тему, хорошо?

Сюзанна испугалась было, что Юджин начнет расточать ей комплименты, и ей очень понравилось, что он так просто оборвал разговор. Ее немного смущала мысль, что он такой важный и одаренный человек, но неудержимо влекла к себе его веселость и простота.

– А знаете, мистер Витла, я начинаю думать, что вам доставляет удовольствие дразнить людей, – сказала она.

– О, что вы! – возразил Юджин. – Нет, нет! Это на меня не похоже. Да разве я посмею! Дразнить людей! Боже упаси! Я всегда подхожу к людям с трагическим и серьезным видом и выкладываю им самую горькую, самую ужасную правду. С ними нельзя иначе. Им это нужно. Чем больше правды я им говорю, тем лучше себя чувствую и тем больше они меня ценят.

Первую половину этой комической тирады Сюзанна выслушала с любопытством, удивленно раскрыв глаза. Потом на лице ее мелькнула улыбка, и наконец она расхохоталась.

– Ха-ха-ха! О боже, как вы смешно говорите!

Ее смех звучал, словно переливчатое журчание ручейка, но Юджин грозно нахмурился.

– Это еще что такое? – сказал он. – Прошу вас не шутить со мной. Помните, смеяться не дозволено. Маленьким девочкам не полагается такая вольность. Красота требует серьезности. Никогда не улыбайтесь. Ведите себя чинно. Сделайте умное лицо. А потому… и посему… и так далее и тому подобное.

Он строго поднял палец, и Сюзанна застыла на месте. Он не сводил с нее взгляда, тайно любуясь ее точеным подбородком, носом и изящными очертаниями рта, а она смотрела на него и не знала, что думать. Он был такой странный, похожий и на мальчика и на придирчивого, грозного наставника.

– Вы меня даже испугали, – сказала она.

– Полноте, полноте, что вы! Я пошутил! Сеанс окончен. Можете смеяться и дышать. Будете сегодня танцевать со мной?

– Конечно, буду, если вы меня пригласите. Кстати, я вспомнила – у нас есть карточки для танцев. Вы взяли себе?

– Нет.

– Тогда пойдемте, они, кажется, вон там.

Она повела его в первую гостиную, и Юджин взял у лакея, стоявшего в дверях, две карточки.

– Можно мне пожадничать? – спросил он, приготовившись писать.

Сюзанна промолчала.

– Если я запишу за собой третий, шестой и десятый танцы, это не будет слишком много?

– Н-нет, – нерешительно ответила Сюзанна.

Он записал танцы и на своей и на ее карточках, после чего они вернулись в большой зал, где толпились многочисленные гости.

– Вы не забудете, что обещали мне эти танцы?

– Нет, конечно, – ответила она, – ни в коем случае.