Тролль оглядел голубятню и остался весьма доволен увиденным. Все говорило о кипении жизни, и все пришлось ему по душе: сотни крохотных домиков из сланца и штукатурки, мириады перьев и запах пыли. Лурулу понравились умиротворенная тишина сонной голубятни и завесы паутины, что задрапировали углы, вобрав в себя пыль многих и многих лет. Тролль не знал, что такое паутина; в Эльфландии он ничего подобного не видел, однако от души восхитился тонкой работой.

В столь незапамятные времена возведена была голубятня, что минувшие с тех пор годы заполнили углы паутиной и обломками штукатурки, обвалившимися со стен, открыв взгляду красновато-бурые кирпичи под нею, и обнажили дранку крыши и даже сланец над дранкой, придавая сему призрачному месту некое сходство с покоем Эльфландии; однако и под голубятней, и повсюду вокруг Лурулу подмечал неугомонную суматоху Земли. Даже солнечный свет, что играл на стене, пробившись сквозь крошечные отдушины, – и тот двигался.

Очень скоро снова послышался шум голубиных крыльев и царапанье лапок о сланцевую крышу, однако возвращаться к домам своим птицы не спешили. Лурулу видел, как тень верхней крыши ложится на другую крышу, под нею, и различал беспокойные тени голубей на краю. Тролль приметил серый лишайник, что затянул нижнюю крышу, и аккуратные округлые пятна лишайника молодого и желтого на бесформенной серой массе. Тролль услышал, как шесть или семь раз размеренно прокрякала утка. Тролль услышал, как в конюшню под голубятней вошел человек и вывел коня. Проснулась и затявкала гончая. Несколько галок, вспугнутых с одной из башен, взмыли высоко в небо, перекликаясь резкими, шумливыми голосами. Тролль увидел, как огромные облака торопятся мимо вершин далеких холмов. Тролль услышал, как в кроне ближнего дерева кричит дикий голубь. Переговариваясь, мимо прошли люди. А спустя некоторое время изумленный до крайности тролль заметил то, что проглядел во время своего предыдущего визита в Эрл: даже тени домов не оставались на одном месте; Лурулу увидел, как тень той крыши, под которой он находился, слегка сместилась на нижней крыше, плавно скользя по серому и желтому лишайнику. Непрестанное движение, непрестанные перемены! Дивясь, тролль сравнивал увиденное с глубоким покоем родных ему угодьев, где одно мгновение двигалось медленнее, нежели тени деревьев здесь, и не истекало, пока каждое создание Эльфландии не насладится всею заключенной в нем отрадой.

А затем снова загудел вихрь крыльев: голуби возвращались. Они слетели с зубчатых стен самой высокой башни Эрла, где укрылись на время, почитая себя в безопасности под защитой ее головокружительной высоты и седой древности от странного, внушавшего страх чужака. Голуби вернулись, расселись на подоконниках и заглянули внутрь, одним глазом косясь на тролля. Одни были совершенно белые, а у других, серых, шейки переливались радугой, почти столь же красиво, как те оттенки и краски, из которых составлено великолепие Эльфландии; и Лурулу, неподвижно сидя в углу, по мере того как птицы подозрительно наблюдали за ним, всем сердцем захотел разделить их утонченное общество. Но неугомонные дети неугомонного воздуха и земли по-прежнему отказывались вернуться в голубятню, и Лурулу попытался подольститься к ним, явив тот же неугомонный нрав, что, как полагал он, отличает всех обитателей наших полей, любителей суматохи. Тролль вдруг подпрыгнул вверх; он скакнул к сланцевому голубиному домику, укрепленному высоко под потолком; он метнулся через всю голубятню к противоположной стене и опять приземлился на пол; но снова раздался возмущенный гул крыльев, и голуби исчезли. И постепенно тролль понял, что голуби предпочитают неподвижность.

Их крылья вскоре снова зашумели на крыше; лапки снова заскребли и зацокали по сланцу; но ненадолго вернулись голуби к своим домам. Всеми покинутый, тролль выглянул из окна, наблюдая обычаи Земли. Он увидел, как на нижнюю крышу опустилась трясогузка, и следил за нею, пока птичка не упорхнула. А затем два воробья слетели поклевать зерно, рассыпанное по земле; их тролль тоже приметил. Каждое из этих созданий представляло для тролля совершенно новый вид, и Лурулу выказал не больше интереса, следя за каждым движением воробьев, нежели выказали бы мы, повстречав птицу, науке абсолютно неизвестную. Когда ласточки упорхнули, утка закрякала опять, да так обдуманно, что прошло еще десять минут, пока Лурулу пытался понять, что она говорит; и хотя тролль бросил это занятие, отвлекшись на другие занятные вещи, он остался в убеждении, что утка сообщила нечто важное. Затем в воздухе снова закувыркались галки, но их голоса звучали фривольно, и Лурулу не обратил на них особого внимания. К голубям на крыше, что упорно не желали возвращаться в гнезда, он прислушивался долго, не пытаясь понять, что они говорят, однако удовлетворенный уже тем, как они излагают суть дела; троллю казалось, что голуби рассказывают повесть самой жизни и что все в мире обстоит лучше некуда. А еще он почувствовал, прислушиваясь к негромкой воркотне голубей, что Земля, должно быть, существует весьма долго.

За рядами крыш к небу поднимались высокие деревья; ветви их были голы, за исключением вечнозеленых дубов и лавров, сосен и тисов, и плюща, что карабкался по стволам вверх; однако почки буков уже готовы были раскрыться, солнечный свет мерцал и вспыхивал на почках и листьях, и плющ и лавр переливались золотом. Подул ветерок, мимо проплыл дым от соседней трубы. Вдалеке Лурулу различил огромную и серую каменную стену, что окружила сад, дремлющий в лучах зари; в солнечном свете он отчетливо различил проплывающую мимо бабочку: долетев до сада, бабочка резко спланировала вниз. Мимо церемонно прошествовали два павлина. Тролль увидел, как тень крыш пала на стволы и нижние ветви сверкающих дерев. Он услышал, как где-то закукарекал петух и снова залаяла гончая. А затем на крыши внезапно хлынул ливень, и голубям немедленно захотелось вернуться домой. Они опять слетелись к оконцам и искоса поглядели на тролля; но на этот раз Лурулу замер неподвижно; и спустя некоторое время голуби, хотя и видели, что чужак никоим образом на голубя не смахивает, согласились, что к племени котов он не принадлежит, и возвратились наконец на родную улицу, к своим крошечным домикам, и продолжили там свой занятный и древний рассказ. Лурулу весьма не прочь был в свою очередь поведать им причудливые легенды троллей, заветные предания Эльфландии, но он обнаружил, что наречия троллей голуби не понимают. Потому тролль просто сидел и слушал разговор голубей – до тех пор, пока ему не показалось, что птицы убаюкивают неугомонный нрав Земли, и подумал, что, может статься, при помощи некоего сонного заклинания голуби пытаются оградить от времени свои гнезда. Лурулу еще не до конца постиг могущество времени и до поры не ведал, что в наших полях ничто не обладает силою выстоять противу него. Даже голубиные гнезда выстроены были на руинах старых гнезд, на прочном основании обломков, что время возвело в голубятне, – точно так же, как за ее пределами пласты земной тверди состоят из ставших прахом холмов. Непросто оказалось для тролля воспринять разрушительную работу, столь грандиозную и непрестанную, ибо сообразительность и сметка Лурулу рассчитаны были на дремотную тишину и покой Эльфландии; и он предпочел предаться размышлениям менее глобальным. Видя, что теперь голуби настроены вполне дружелюбно, тролль снова спрыгнул на сеновал, вернулся с охапкою сена и сложил ее в углу, устраиваясь поудобнее. Голуби, наблюдая за этой деятельностью, снова искоса оглядели гостя, и шейки их странно подрагивали; но в конце концов птицы решили примириться с жильцом. Тролль свернулся на сене и стал слушать историю Земли – он полагал, что именно о ней ведут речь голуби, хотя языка их не понимал.