Мы очутились в коридоре, проходившем внутри трубчатого кольца. Большое отверстие в нем, несомненно, пробил навылет метеорит. По краям отверстия стены коридора были сильно исковерканы. Разорванные листы обшивки обнажали деформированные части каркаса, а пол был словно гофрированный – сбился в высокие складки, и через них приходилось перешагивать. Размеры деформации свидетельствовали о плохом качестве материала, из которого был построен корабль.

Мы дошли до первой двери в отвесной гладкой перегородке. На ее поверхности выступали выпуклые утолщения, расположенные крестообразно; впоследствии инженеры объяснили мне, что это так называемые заклепки, которыми некогда соединяли броневые листы.

Дверь была полуоткрыта. Четыре глубоких шрама на ее поверхности свидетельствовали, что высланные с «Геи» автоматы проникли внутрь корабля именно здесь. По узкому проходу мы добрались до прямоугольной комнаты – дверь в нее была настежь открыта. Амета прошел туда, я за ним. Из-за его спины я увидел тех, кто вылетел на первой ракете.

Они стояли посреди длинного, довольно просторного помещения: все включили наплечные лампы своих скафандров, поэтому здесь было достаточно светло. В стенах виднелись шкафчики, некоторые из них – полуоткрытые; в глубине их поблескивала стеклянная посуда. На двух рядах столов возвышались груды фарфоровых и стеклянных колб, реторт и другой химической посуды; под столами кучами валялись керамические осколки и бутылочки каплевидной формы. В одном углу стояло что-то наподобие застекленного вытяжного шкафа, в другом зияло квадратное отверстие. Кто-то направил вглубь луч света; он высветил в огромных выпуклых бутылях, наполненных коричневой застывшей массой. Я заметил с удивлением, что потолок, стены и пол этого помещения покрывает свинцовая обшивка. На осколке стекла, упавшем с груды обломков, виднелись какие-то буквы. Я хотел взять его в руки, но Гротриан громко закричал:

– Не трогать ничего! Идите прямо, вот сюда. – И показал нам проход между столами.

– Что это такое? – спросил я.

Утенеут манипулировал у механоавтомата.

– Это культуры микробов, – ответил Гротриан. – Они могли перенести низкую температуру.

– Но космическое излучение должно было бы давно убить их… – возразил я, но тут же умолк: стало понятно назначение свинцовой обшивки.

Гротриан направил сноп света на синюю облицовку стен.

– Этот панцирь предохранял бактерии от космических лучей. Впрочем, мы сейчас всё подвергнем стерилизации, – сказал он.

Механоавтомат поднял головку излучателя и выбросил сноп ультрафиолетовых лучей, смертельных для микроорганизмов. Астрогатор приказал облучить и наши скафандры, после чего мы двинулись дальше.

Так началось наше путешествие по искусственному спутнику. Мрачный коридор, все время уходивший вниз, заполняла абсолютная, всепоглощающая тишина пустоты, в которой звук наших шагов пропадал без эха. С каждым шагом с пола поднимались клубы невесомой пыли, которая ленивыми волнами обвивала нас по самые плечи, то искрясь серебром в свете рефлекторов, то отливая кровавым отблеском в лучах красного карлика, падавших через иллюминаторы в потолке, – тогда стеклянные шлемы идущих впереди людей вспыхивали рубиновым светом. Сквозь полупрозрачные клубы пыли проступали стены и предметы, покрытые сизым налетом. Внутренние помещения этого кольца оказались тесными, ужатыми, все здесь было на расстоянии вытянутой руки, словно это строили какие-то пигмеи, – к тому же было загромождено всякими перегородками и аппаратами, голову в дверях надо было низко наклонять. Мы прошли через своего рода склад, заваленный стальными бутылями. Далее снова потянулся коридор, с облаками пыли, подкрашенными красным светом. Он кончался дверью размером побольше остальных. Тот, кто шел впереди, стер рукавицей белый налет с висевшей над ней таблицы; там было написано:

WELCOME, BOYS, IN THE AMERICAN UNIVERSE![7]

Гротриан толкнул створку двери и замер на пороге, преградив путь остальным. Я заглянул через его плечо внутрь помещения. Лучи двух наших ламп осветили высокую комнату, с обеих сторон заставленную конструкциями, которые я сначала принял за клетки, – а они оказались многоэтажными койками. Прямо у ног Гротриана, обутых в серебристый металл, лежало что-то похожее на полупустой мешок из зеленоватого брезента. С одной стороны мешок раздваивался, а со стороны, ближней к астрогатору, заканчивался шарообразным утолщением. Я вздрогнул.

Это был человек.

Он лежал навзничь, с полусогнутыми ногами, прижав руки телом. Его лицо скрывал кожаный шлем. Он был мертв уже много веков. Такого открытия следовало ожидать. Неужели это он так поразил Гротриана? Но астрогатор взирал не на него, а на противоположную стену. Оттуда смотрела обнаженная женщина. Она сидела на спине большой черепахи, заложив ногу за ногу, касаясь цветком своей обнаженной груди, и улыбалась. На ее ногах были странные башмаки с каблуками в форме острого клюва. Ногти окровавлены. Красными были и губы, широко раздвинутые улыбкой, они открывали очень белые зубы. В этой улыбке было что-то невыразимо мерзкое.

Я отвернулся. Позади меня стоял Тер-Хаар. За стеклом шлема я увидел его лицо. Оно было суровым и бледным.

– Что это значит? – спросил я, невольно переходя на шепот.

Никто не ответил.

Гротриан перешагнул через труп и вошел внутрь комнаты. Мы двинулись за ним по узкому проходу между койками, похожими на клетки. Астрогатор безуспешно попытался открыть следующую дверь, вызвал механоавтомат, и тот коротким ударом распахнул ее створки. От толчка прикрепленный к стене лист с обнаженной женщиной свернулся и упал, как падают в пустоту легчайшие предметы: словно камень. Пыль, поднимавшаяся между мной и тем, кто шел впереди, густела по мере того, как мы спускались ниже, в каюты, лишенные окон. Свет наших ламп мерно колебался в такт шагам, освещая трупы; поверх их тел – плоских, коричневых, словно высохшие мотыльки, – на нас глядели обнаженные женщины. В висках, как огромные часы, стучала кровь, горло сжималось.

Мне вспомнился однажды приснившийся сон: будто после долгого блуждания по темной, пустынной местности я встретил человека; он подошел ко мне и дружески подал руку. Вглядевшись поближе в его улыбавшееся, доброе лицо, я вдруг сделал ужасающее открытие: это был не человек. Под искусно натянутой кожей скрывалось какое-то существо, которое двигало ее изнутри; оно растягивало губы в умильную улыбку и наблюдало за мной сквозь щелочки в веках холодным, тупым и одновременно торжествующим взглядом. И вот теперь, продвигаясь в облаках пыли – это был замерзший в пустоте воздух, – я вновь попал в такой же кошмар. Большинство предметов, вырываемых из темноты светом наших ламп, были мне неизвестны. В их беспорядочной мешанине, в хаосе мебели и оборудования, закутанные в измятые одеяла и пледы, лежали, стояли на коленях, сидели мумии, по двое, по трое, судорожно вцепившись руками друг в друга, уткнувшись в пол головой или откинув ее назад, с глазами, превратившимися в ледяные комочки, поблескивая зубами, все припорошенные снежной пылью, лишенные остатков человеческого выражения – и все же это были человеческие останки. В прошлые века такие катастрофы случались, это можно было понять.