— Что ты там торчишь? Машина ждет. Прикрывай свою лавочку и скачи на полусогнутых.

Трояновский, улыбаясь, встал из-за стола:

— Извините, Аркадий Николаевич, мне надо идти. Поговорим о телеграмме завтра.

Шевченко поднялся на седьмой этаж и прочитал поступившую на его имя шифровку. Его срочно вызывали на родину — «для консультаций в связи с приближающейся специальной сессией Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению, а также для обсуждения некоторых других вопросов».

Шевченко насторожился: с какой стати что-то обсуждать, когда директивы советской делегации на сессию уже готовы? И что это еще за «некоторые другие вопросы»? Он точно знал: когда дипломатов его ранга срочно вызывали в Москву, то причину объясняли ясно и четко. Телеграмма повергла Шевченко в панику. Он вернулся к себе в здание Организации Объединенных Наций и позвонил своему связному — офицеру Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов:

— У меня срочное дело. Я должен увидеться с вами как можно скорее.

Встретившись, сказал, что не поедет в Москву. Он проработал на ЦРУ двадцать семь месяцев и заявил, что больше не может. Он попросил выполнить данное ему обещание: гарантировать политическое убежище в Соединенных Штатах.

Сотрудник ЦРУ вздохнул. Эмигрант Шевченко американскую разведку не интересовал. Но он понял, что Аркадий Николаевич смертельно напуган и успокоить его невозможно. Он попросил время до четверга, чтобы все подготовить. Олегу Трояновскому на следующий день Шевченко раздраженно сказал, что у него масса дел и он улетит в Москву только в воскресенье.

— Я бы вам не советовал тянуть, — ответил Трояновский. — Это не мое дело, но когда центр присылает такую телеграмму, лучше ехать не мешкая.

Шевченко пригласил в ресторан приехавшего из Москвы советника отдела международных организаций МИД Геннадия Сташевского, сказал ему, что хочет поехать в Москву, чтобы завершить дела, связанные со спецсессией ООН. Сташевский не подозревал, что по просьбе КГБ Шевченко вызывают домой.

— Даже не высовывайся с этим, — прервал он Аркадия Николаевича. — Тебе абсолютно незачем ехать. Все решат, что тебе просто охота побывать в Москве.

Шевченко убедился, что вызов в Москву — ловушка.

В четверг ночью он спустился на один пролет в доме, где он жил, и вошел в конспиративную квартиру американской разведки, которую сняли специально для встреч с ним. Его уговорили оставить жене письмо, чтобы она ничего не заподозрила раньше времени. Шевченко поднялся к себе и написал ей записку, которую она увидит только утром. Он положил в портфель снимок дочери, фотографию своей жены вместе с женой Громыко и большое групповое фото с Брежневым.

Шевченко спустился по пожарной лестнице, перешел через улицу и сел в ожидавшую его машину. Его спрятали в доме, принадлежавшем ЦРУ. По иронии судьбы одного из сотрудников ЦРУ, опекавших Шевченко, звали Олдрич Эймс. Через несколько лет он станет агентом советской разведки…

В книге «Разрыв с Москвой» Шевченко сам описал, как за несколько лет до побега он обратился к старому знакомому— американцу:

— У меня к вам необычная просьба. Я решил порвать со своим правительством, и хочу знать заранее, какова будет реакция американцев, если я попрошу политического убежища.

— Вы шутите, Аркадий! — ошеломленно сказал тот.

— Я совершенно серьезен, — настаивал Шевченко. — Такими вещами не шутят.

Подумав, американец сказал:

— Мы давно знаем друг друга, и я, конечно, постараюсь помочь вам. На следующей неделе я еду в Вашингтон. Я все разузнаю. Но нас больше не должны видеть вместе.

Через несколько дней в библиотеке ООН он передал Шевченко листок бумаги, на котором было написано:

«Из Вашингтона приезжает человек специально для того, чтобы встретиться с вами. У меня сложилось впечатление, что вам предоставят политическое убежище, и я надеюсь, что разговор с этим человеком успокоит вас».

Сотрудник ЦРУ провел с Шевченко классическую вербовочную беседу:

— Если вы готовы бежать, мы готовы помочь вам. Мы примем вас, если вы именно этого хотите.

Он, правда, сразу предупредил, что в Соединенных Штатах у Шевченко не будет особых привилегий, к которым он привык: машины с шофером, государственной квартиры, той роскоши, которая полагалась советскому чиновнику высшего класса.

— Вы понимаете, что если вы будете жить открыто, ваша жизнь всегда будет под угрозой? — сказал сотрудник ЦРУ.

«Я достаточно был осведомлен о длинной руке и долгой памяти КГБ, — писал Шевченко. — Почему он заговорил об этом: неужели он хочет отговорить меня?»

Но американец преследовал иную цель. Ему надо было убедить Шевченко не спешить с побегом:

— Подумайте, сколько вы могли бы сделать, если бы остались на своем месте. Вы могли бы снабдить нас массой информации.

— То есть вы хотите, чтобы я стал шпионом? — переспросил Шевченко.

— Мы бы не назвали это шпионажем, — осторожно ответил вербовщик. — Давайте скажем так: время от времени вы будете на таких встречах снабжать нас информацией.

Шевченко согласился, понимая, что в таком случае станет куда более ценным приобретением для американцев. Но он недооценил психологического пресса, который способен раздавить и более крепкого человека. Двойную жизнь не каждый способен вести, а о не был профессионалом.

Он регулярно заходил в святая святых — шифровальный отдел на седьмом этаже советского представительства, который охраняли вооруженные чекисты. В специально отведенной комнате Шевченко читал поступающие из Москвы секретные телеграммы, потом пересказывал их американцам. Кроме того, он пересказывал новости, которые привозили приезжавшие в Нью-Йорк высокопоставленные московские гости.

Шевченко назвал американцам сотрудников резидентур КГБ и военной разведки — всех, кого знал. А он знал, наверное, всех, кто работал в Нью-Йорке, да и в Вашингтоне, и в Сан-Франциско (где было советское генконсульство) тоже…

После побега Шевченко министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко раздраженно сказал председателю КГБ Андропову, что помощников у него было много, и он просто не помнит такого человека — Шевченко. Контрразведчики, которые обыскали московскую квартиру Шевченко, принесли Андропову фотографии, на которых министр иностранных дел был запечатлен вместе со своим беглым помощником в домашнем интерьере.

Но это не значит, что Шевченко был близок к министру. Он был близок к сыну министра — Анатолию Громыко. Шевченко познакомился с младшим Громыко, когда учился в МГИМО. Они вместе написали статью. После чего Шевченко взяли на работу в Министерство иностранных дел.

Громыко радел родным людям. Его дочь Эмилия вышла замуж за профессора МГИМО Александра Сергеевича Пирадова. Для него это был третий брак. Первой его женой была дочь Серго Орджоникидзе. Пирадов быстро получил ранг посла и уехал в Париж представителем в ЮНЕСКО.