class="a">[1108] Член ЦКК Николай Ильич Подвойский также записал в дневник: «…Троцкизм опасно быстро растет… Им питается комсомол и несоюзное юношество, пионеры, начальные школы, фабзавучи, рабфаки и [вуз]ы»[1109].

В Ленинграде преобладало жесткое толкование поведения Троцкого. «Мы наблюдаем уже порядочное время в рядах нашей партии течение, поставившее себе целью ревизии ленинизма, – утверждал заместитель председателя Ленинградского совета Евдокимов. – Троцкий не знает нашей партии, не понимает ее»[1110]. Сафаров считал, что Троцкий идет по стопам рабочей оппозиции, которая досаждала еще Ленину[1111]. В этом контексте стоит заметить, что Троцкий был первым вождем, подвергшимся последовательной демонизации. «Литературная дискуссия» в меньшей степени была направлена на политическую делегитимизацию последователей Троцкого и в большей степени – на наделение самого вождя исторически злой политической волей, на создание образа его абсолютной неисправимости. Иными словами, была предпринята попытка посредством дискредитации политической биографии оттолкнуть от Троцкого его сторонников. Диагноз ленинградской партийной организации был двояким: Троцкий был последовательным, сознательным троцкистом, но массы, поддавшиеся влиянию его идей, страдали всего лишь от недопонимания и имели все шансы на исправление.

Попытка публичной дискредитации автобиографического нарратива вождя увенчалась успехом. Во время дискуссии о партстроительстве Троцкий пользовался поддержкой в кругах партийной молодежи, но в конце 1924 года он оказался в полном одиночестве. Сводка об «итогах кампании по троцкизму и содержании поданных записок на собраниях» доказывала, что на этот раз только ничтожная горсточка студентов поддерживала Троцкого в Ленинграде:

Количество защитников Троцкого было настолько незначительным, что возникает вопрос: зачем губком вообще утруждал себе констатацией того факта, например, что трое из 1147 студентов-коммунистов в Центральном районе защищали Троцкого? Или что два студента воздержались от голосования в Московско-Нарвском районе? Ответ, наверно, заключается в том, что таблицы такого рода понимались не как статистическая регистрация политических настроений, а как своего рода текст, фиксирующий состояние политического тела партии. В воображении большевиков идеологическая зрелость автоматически превращалась в политическое единство. Единодушное отрицание оппозиции при голосовании сигнализировало, что сознание партийных низов выросло за год. Чем дальше орден большевиков двигался в эсхатологическом путешествии, тем острее было его ощущение себя как сплоченного коллектива. В либерально-демократическом сознании, говорил Александр Богданов в 1919 году, «есть коллегиальность, т. е. сознание того, что силы объединены и должны действовать согласно; но нет коллективизма, при котором сознается и полное внутреннее единство целей». Марксистский теоретик считал, что процедура голосования в либеральной демократии превращает человека в обезличенную единицу, которая должна подчиниться авторитету большинства. Не так в революционной России: «Если коллектив есть единое целое, то вопрос решается не большинством и меньшинством, а единодушием, единогласием»[1112].

Таблица 11. Итоги «литературной дискуссии» в вузах Ленинграда, декабрь 1924 года

Источник: ЦГАИПД СПб. Ф. 216. Оп. 5. Д. 5378. Л. 157–160.

Идея единства подразумевала, что посчитан должен быть каждый, а простое процентное соотношение точек зрения вторично. Большевиков интересовали не только идеологические тенденции в партии, но и учет каждого отдельного субъекта, их поддерживавшего. Иными словами, значимость единства и целого придавала значимость каждому отдельному высказавшемуся. Для большевиков он был не статистической погрешностью, а конкретным субъектом, отказывающимся признать правоту большинства и поэтому заслуживающим внимания партии.

Перед нами некое явление, очень далекое от либерального понимания политики. Либерал радуется оспариваемым выборам, видя в этом признак того, что население использовало избирательные урны, чтобы выразить свое мнение; минимальный перевес на выборах обретает здесь свой смысл, потому что он проявляет множественность, несовместимость точек зрения в обществе. В коммунистическом же политическом мышлении члены партии должны были сойтись в своем восприятии истины. Единодушие значило чистоту и гомогенность, а гетерогенность воспринималась как признак классового загрязнения или саботажа. Даже один чужак заставлял бить тревогу – он должен быть выявлен и изгнан. Неспособность к этому могла привести к расщеплению партии, к появлению конкурирующей организации.

Большевики признавали, что в годы НЭПа политическое сознание страны оставляло желать лучшего. Чтобы следить за социальными процессами в студенческой среде, создавалось огромное количество таблиц, фиксировавших их неоднородность. Статистики использовали множество классовых категорий, чтобы отразить разнородность вузов. Другое дело партия. Так как партия предвосхищала чистое и однородное коммунистическое общество будущего, она должна была быть однородным телом. Таблицы Ленинградского горкома непрестанно показывали, что ленинградская парторганизация была близка к цели, и об этом красноречиво свидетельствовали результаты голосования по «литературной дискуссии».

На общем собрании коллектива РКП в комзуве 23 ноября 1924 года губкомовский докладчик Евдокимов громил предисловие Троцкого к книге о революции 1917 года. «„Уроки Октября“, – говорил он, – есть прямое продолжение неоднократных наскоков на основы ленинизма. Извращение истории Октябрьской революции, попытка подмены ленинизма троцкизмом есть не что иное, как продолжение той борьбы с большевизмом, которую тов. Троцкий вел десятки лет. Ленинизм, это реальное, насквозь пропитанное, пролетарское учение, тов. Троцкий хочет подменить пышными фразами жалких обрывков полуменьшевистской путаницы, доходящей до явного субъективизма». Следующие выступавшие присоединились к докладчику, и в скором времени президиум собрания прекратил прения «по настоянию абсолютного большинства собрания». Комвузовцам было «ясно, что очередной ревизии ленинизма должен быть дан самый решительный отпор, без всяких дискуссий. Мы настаиваем на твердом проведении в жизнь решений XIII партсъезда о борьбе с мелкобуржуазными уклонами в партии». Парторганизация констатировала, что «если в прошлую дискуссию в нашем комвузе нашлись отдельные товарищи, делавшие выбор „оппозиция или ЦК“, то теперь уже нет колебаний в нашей среде». Резолюция, принятая 625 голосами при одном воздержавшемся, гласила: «Как пролетарское студенчество, „учащаяся молодежь“, на которую имел ставку тов. Троцкий, категорически повторяем: Еще крепче возьмемся за изучение ленинской партии под ближайшим руководством старой большевистской гвардии. Изучение ленинизма и активная работа в пролетарских массах Ленинграда есть вернейшая гарантия от мелкобуржуазных уклонов»[1113].

Левая оппозиция комментировала: «Угроза репрессий со стороны ЦК, молчание самого Троцкого и оппозиции привели к тому, что впервые в истории партии „голосовали пятками“ – уходили с собрания. Немногие воздерживались, лишь единицы голосовали против, и никто не осмеливался выступать. Члены партии впервые приучались не говорить того, что они думают, и даже голосовать не за то, в чем они убеждены. Развращающее влияние на партию этой „дискуссии“ было огромно. Оппозиция была фактически переведена на нелегальное положение»[1114].

Несмотря на утверждения левой оппозиции, упорствующие борцы с линией ЦК продолжали встречаться и открыто заявлять о своей точке зрения. К докладчикам в комвузе поступили записки, «поражавшие незнанием элементарных основ нашей партии». «Из частных разговоров можно сделать вывод, что некоторые товарищи до сих пор имеют не совсем ясные представления о сути