— Солдат, у тебя не найдется воды? Моя глотка пересохла, словно тракт.

Кеси покачал головой.

— Только в доме, где сейчас ваша супруга. Если только вы не хотите прогуляться к ручью. Или я мог бы принести немного.

Он покосился на пустое ведро у себя в руке.

— Я был бы весьма признателен.

Кеси поспешил к ручью. Мы со Спинком пешком поднялись до вершины холма. В поилке была вода, и Спинк подвел к ней лошадь. Мы подошли к двуколке, и Спинк уселся на край.

— Так что же произошло? — нетерпеливо спросил я. Спинк раздраженно покачал головой.

— Тайер решил высечь всех троих, женщину вместе с парой солдат. Он прочел нам длинную нотацию о том, что мы не справляемся с обязанностями, если наши солдаты могут вести себя настолько по-свински. Тайер стал… странным с той самой ночи, когда ты покинул город. А в последнее время это стало еще заметнее.

Судя по намекам, проскальзывающим в его поучениях и проповедях по Шестым дням, кажется, Тайер узнал, что Карсина лгала ему и что ты действительно был ее женихом. Похоже, это разъедает его изнутри. Он считал Карсину чуть ли не святой. И все свои действия той ночью он оправдывал ее невинностью. А когда Тайер выяснил, что она обманула его и солгала о тебе, его бросило в другую крайность. Он избегает смотреть в мою сторону. Когда я докладываю ему, он разглядывает стену. Тайера настолько мучит его вина, что теперь он пытается держаться безупречно. Мне не хотелось говорить так о старшем офицере при Кеси, но, по-моему, капитан уже не вполне в себе. Полагаю, именно поэтому его и оставили здесь с прочим отребьем. Некогда он мог быть хорошим офицером, но теперь… — Спинк покачал головой. — Теперь, когда страх и отчаяние, подавлявшие нас, исчезли, Тайер, похоже, вознамерился сокрушить дух подчиненных. Следует отдать ему должное — он вполне последователен. Немногих оставшихся солдат он все время загружает работой. Форт и здания уже в куда лучшем состоянии, хотя людям этот труд кажется бессмысленным. Они ропщут, что без толку отстраивать казармы, которые останутся пустыми, или заново мостить улицы, по которым почти никто не ездит. Тайер никогда не хвалит солдат за хорошую работу, лишь без конца твердит, что долг солдата — повиноваться и не задавать вопросов.

— Отребье? — перебил я его долгий рассказ. — Что ты имел в виду под оставленным здесь отребьем?

— Все, у кого имелись хоть какие-то связи, уехали из Геттиса вместе с большей частью полка, — со вздохом пояснил он. — Остались… как бы это… «нежелательные элементы». Лентяи, буяны и тупицы. Слабые здоровьем. Старики. Разведчики, хорошо знающие эту местность, — всем известно, что разведчика невозможно по-настоящему вернуть в лоно цивилизации. И офицеры, ведущие себя не так, как положено офицерам.

Он осекся и поджал губы.

— А почему остался ты? — задал я неприятный вопрос, пытаясь встретиться с ним взглядом.

Он едва заметно пожал плечами.

— Прямота Эпини не всем приходится по вкусу. Некоторых она раздражает. Кое-кто полагает, что неспособность или нежелание совладать с женой говорят об офицере не лучшим образом. Полковник не единожды отзывался об Эпини как о бельме на глазу, когда мы разговаривали. А чаще и вовсе не беседовал со мной без крайней необходимости.

— О Спинк, клянусь добрым богом, это несправедливо.

Его губы искривились в невеселой улыбке.

— Ничего не поделаешь. Я женился на Эпини, потому что хотел этого всем сердцем. Я оказался в этом полку, поскольку выбора у меня не было. И я не склонен смешивать обязательства разного рода. Но, — Спинк вздохнул снова, тяжелее — я знаю, что капитан Тайер находит поведение Эпини предосудительным. Он уже дважды лично беседовал со мной о ней.

— Недолго он протянул бы, будучи женатым на Карсине… — начал было я, но осекся, задумавшись, не оскорбил ли я покойную.

Но Спинк лишь коротко рассмеялся.

— Судя по тому немногому, что я о ней знал, ты прав. Если бы она выжила, он был бы совсем другим человеком. Добрый бог, это и ко всем нам относится, верно? Однако она умерла. И вот к чему мы пришли. Ее смерть и ее обман озлобили Тайера. Он отказывает себе во всем, что можно хотя бы отдаленно счесть греховным или даже приятным. Ну, это его дело, но теперь он навязывает свои ограничения и остальным, вводит запреты, а офицеров поучает, как им следует жить, чтобы подавать войскам «хороший пример». Изгнание из города шлюх уже было крайностью, но теперь он заявляет, что женщинам не следует выходить на улицу без сопровождения по вечерам и в Шестой день. Он хочет обязать всех, кто живет в форту, присутствовать на богослужениях и запретить солдатам выходить по делам в город на Шестой день.

— Готов поспорить, что Эпини с этим не соглашается.

— Сперва, когда он ужесточил правила поведения для мужчин, она решила, что командующий наконец прислушался к ее тревогам о безопасности женщин на улицах. Невар, в подобные крайности Тайер впал лишь в последние несколько недель. Никто, похоже, не понимает, что он намерен и дальше продолжать в том же духе. Сегодня он собрал всех офицеров, чтобы они увидели, как он вершит правосудие. Мужчины получили по пятнадцать плетей. Меня едва не стошнило от этого зрелища. Когда он взялся за женщину, некоторые из нас стали возражать. Я в том числе. Солдаты находятся под его командованием и подчиняются его приказам, сказал я, но женщина — нет. Тайер не стал нас слушать, но тогда женщина заявила, что стала шлюхой не по своей вине. Она просто не могла бы без этого выжить после того, как ее мужа убила Эмзил.

Он искоса глянул на меня, но я промолчал.

— Это заставило капитана Тайера сесть и прислушаться, — продолжил Спинк. — Эмзил не избегала его после той ночи: скорее, она, наоборот, старалась попадаться ему на глаза. При каждой возможности она обращалась к нему: «Хорошо ли проводите время, капитан Тайер? Приятная нынче погода, не правда ли, капитан Тайер?» Она стала зеркалом его вины, постоянным живым напоминанием о той ночи, когда он поступил недостойно. А эта вдова дала ему превосходный повод избавиться от Эмзил. Он тут же отправил за ней двух солдат, чтобы устроить очную ставку с обвинительницей. Всем известно, что Эмзил служит у меня, поэтому они сперва направились ко мне домой. Благодарение доброму богу, капитан позволил мне пойти с ними; я сказал, что не желаю, чтобы посторонние врывались в мой дом и тревожили мою хрупкую жену.

Он замолчал, и мы обменялись взглядами. Я подозревал, что солдаты оказались бы потревожены куда больше, чем Эпини.

— Эмзил там не оказалось, только записка Эпини. Я спрятал ее прежде, чем кто-то еще ее заметил. Затем попросил соседку из числа женщин со свистками присмотреть за детьми. Мы уже направлялись обратно в штаб, когда встретили Эмзил, возвращавшуюся домой с рынка. Солдаты задержали ее и сразу же препроводили к капитану Тайеру.

Спинк умолк, и я понял, что уточнять подробности он не желает.

— И тогда ты направился сюда?

— Нет! Я хотел, но понимал, что не могу оставить Эмзил одну. — Он отвел взгляд. — Я сделал все возможное, чтобы защитить ее, Невар, но она не пыталась упростить мне эту задачу. Я пришел вместе с солдатами, как будто сам привел их к ней. — Он вновь посмотрел мне в глаза. — Я пытался ее успокоить. Она не стала меня слушать. Я опекал ее, как мог. Этого оказалось недостаточно.