— Говорит полковник Шахоев. Я веду передачу с главной диспетчерской башни.

— Полковник?.. — Вадим на миг испытал замешательство, — он давно списал со счетов бывшего командира сил самообороны Кьюига и не мог однозначно определить свое отношение к нему, а значит, и меру доверия.

— Я знаю, с кем говорю. — Голос Шахоева звучал тускло, без эмоций, словно этот человек уже пережил все самое худшее, что могло с ним случиться. — Этот канал связи закрыт, я поддерживаю его узкосфокусированным лучом. Что я могу сделать, командир?

Командир?..

Это признание старшинства резануло по нервам, но заставило поверить в искренность намерений полковника. Зная характер Шахоева, Вадим понял, что тот по–прежнему сломлен, но, видимо, адское боестолкновение перетряхнуло его нервы и душу, — он не участвовал в нем, но видел все, раз, по его собственному признанию, находился на высоте главной диспетчерской башни.

— Полковник, центр автоматизированного управления работает?

— Некоторые каналы. Что именно необходимо сделать?

— Открыть ворота одного или двух расположенных поблизости друг от друга подземных складских ангаров.

— Да, это я могу, — после короткой паузы ответил полковник. — Номер семнадцать и восемнадцать. Дистанционное управление воротами работает, но сами ангары пусты.

— Я знаю. Мне это и нужно. Откройте их и ждите сигнала.

В этот момент наконец заработал канал связи с крейсерами Земного Альянса.

— Говорит генерал Горнев. С кем имею честь?

Вадима покоробила последняя формулировка, но сейчас было не до семантики.

— Неважно, генерал. Мое имя Вадим, фамилия — Нечаев, звание… — он усмехнулся, — гражданин Кьюига.

— О чем вы хотели говорить?

— Об условиях капитуляции орбитальной группировки. Ваше положение безвыходно. Все договоренности, достигнутые ранее с полковником Шахоевым, аннулированы.

Горнев немного помолчал, — очевидно, он смотрел на контрольные мониторы, пытаясь понять, на чем основана уверенность говорившего с ним человека.

— Я не вижу объективных причин для капитуляции, — наконец произнес он. — Скорее вам придется принимать мои условия.

— Нет, генерал. Периметр порта окружен серв–машинами. Вы не сделаете ни единого движения без того, чтобы не быть уничтоженными.

— Это блеф.

— Нужны доказательства?

— Да.

— Тогда взгляните на экраны нижнего обзора, если они работают.

Опять наступила тишина.

— Что вы видите, генерал? — нарушив молчание, подстегнул своего собеседника Нечаев.

— Топливозаправщики, — угрюмо ответил Горнев. — Любезно с вашей стороны.

— Это не любезность. В танкерах не топливо, а компонент окислителя. Машинами управляют роботы, которые не могут контролироваться вами. К тому же подрыв любой из машин я продублирую. Дрейк, покажи генералу, что здесь не шутят.

Темно–вишневый лазерный луч прошил пространство между посадочными опорами флагманского крейсера, прорезав воздух в нескольких метрах от двух стоящих под днищем машин со взрывчатым компонентом реактивного топлива.

— Вы не сможете открыть люки или выдвинуть в боевое положение системы орудийно–ракетных комплексов, — спокойно прокомментировал Вадим. — Крейсеры сели слишком близко друг к другу, это помешает работе суппортов. Нам терять нечего, — при попытке высадки десантных групп я произведу немедленный подрыв емкостей.

Горнев промедлил в замешательстве, а потом сказал:

— Вы потеряете космопорт.

Вадим смог только покачать головой, хотя понимал, что канал связи не передаст его жеста.

— Генерал, потеря инфраструктуры космического порта ничто по сравнению с угрозой оккупации. Можете не сомневаться в серьезности наших намерений. Я говорю открыто, — вы проиграли. Полная капитуляция или смерть, — выбирайте.

Опять наступила томительная пауза.

Вадим понимал, как велика пропасть между ними, и генерал, исполняющий обязанности командира эскадры, — это не новобранец, которого можно просто запугать, но за период боев Нечаев слишком хорошо узнал, что такое инстинкт самосохранения и как порой он вершит невероятные вещи, превращая храбрецов в трусов и наоборот.

Хотя, если говорить откровенно, главную надежду он по–прежнему возлагал не на инстинкты, а на здравый смысл, не отказывая своему противнику в способности делать логические выводы.

Вопрос заключался лишь в одном: достаточно ли у Горнева мужества, чтобы признать безвыходность положения, или амбиции генерала возьмут верх?

Твердо он знал одно: им, последним, кто остался в живых из серв–батальона, действительно нечего терять. Душа Вадима за минувшие дни ожесточилась до такой степени, что он полностью принял правила игры, навязанные ему внезапно вспыхнувшей войной. Он знал, что внутри кораблей противника находится до двух–трех тысяч человек, но, не желая им бессмысленной смерти, все же не сомневался, что при наихудшем исходе переговоров ему хватит решимости отдать необходимый приказ…

— Хьюго…

— Да, командир.

— Ты там, среди танкеров?

— В четвертой машине.

— Хью, что бы ты делал, не выйди я на связь?

— Нажал бы кнопку, — лаконично ответил дройд.

* * *

— Я хочу выслушать ваши условия, — спустя некоторое время вновь раздался на открытой частоте голос Горнева.

— Условия просты, генерал: вы выводите личный состав через главные шлюзы кораблей, — ответил Нечаев — Каждый член экипажа или боец подразделений десантной поддержки оставляет личное оружие внутри Все выходят с пустыми руками. Внутренние люки и переборки крейсеров должны быть открытыми, ограничения доступа к компьютерным системам — сняты, карточки доступа оставлены подле соответствующих им считывающих устройств систем безопасности. — Вадим с трудом заставлял себя спокойно произносить заранее обдуманные фразы. — Далее, все двигаются двумя колоннами в указанном направлении, без попыток отклониться от маршрута следования, — уже более уверенно продолжил он. — Только при выполнении всех перечисленных условий я смогу гарантировать жизнь сдавшимся. Не советую включать какие–либо устройства самоликвидации кораблей, потому что первоначально вы будете размещены тут, на территории космопорта.

— Мне нужно обсудить выдвинутые условия со старшими офицерами кораблей, — ответил Горнев

— Не возражаю — Вадим взглянул на хронометр, расположенный среди аварийных приборов «Хоплита». — На моих часах сейчас пятнадцать тридцать пять. Даю вам четверть часа. Если вы не придете за это время к единому мнению, я подорву крейсеры.

* * *

Наступила последняя роковая пауза