Он вселял в своих подданных безусловное повиновение. Говорят, что он опьянял их с помощью гашиша (откуда происходит самое название общества), лишая их воли и сознания. Точно загипнотизированные, они шли по его слову на всякие преступления и убийства. Исповедуя мусульманство или, точнее, не исповедуя никакой веры, эти фанатики видели свою задачу в истреблении человечества. Это общество имело свои законы, обычаи, организацию, управление. Твердыни этих разбойников были в Аламуте, в пределах нынешней Персии и в Малете, в ливанских ущельях, между Антиохией и Дамаском[222]. Окрестное население трепетало от ассассинов и, как всегда бывает при подобных условиях, не раз видело в них своих защитников от хищничества мусульманских эмиров и христианских рыцарей. Все знали, как незримо рука ассассина поражает намеченную жертву, которую не защитит ни власть, ни знатность, ни богатство.

Общая молва в христианском стане полагала, что король Ричард избрал ассассинов для достижения своих целей, так как погибший Конрад стоял на его пути. Действительно, совпадение обстоятельств было неблагоприятным для Ричарда. Все знали, что его племяннику Генриху, графу Шампани, нравилась жена маркиза и что граф хотел обладать ею. Король Ричард давал своим недругам повод к самым серьезным подозрениям. Получив в Акре известие о смерти Конрада, король сел на коня и, взяв с собой племянника, помчался в Тир поздравить молодую вдову, которая согласилась передать титул иерусалимского короля, принадлежавший ей по праву наследства от отца, третьему мужу с такой же легкостью, как двум первым супругам. Скоро была отпразднована свадьба. Генрих стал именоваться королем, но его государство было призрачным.

Долгое время подозрение в убийстве тяготело над Ричардом. Он не мог хладнокровно относиться к проявлениям той отверженности, которая постигла его. Он приказал разгласить, что, согласно своему настоянию, получил от повелителя ассассинов оправдательный документ следующего содержания.

«Герцогу австрийскому и всем государям и народам христианского исповедания поклон. Так как многие короли заморских стран приписывают Ричарду, королю и властителю Англии, смерть маркиза, то я клянусь вечно царствующим Богом и соблюдаемым нами законом, что король Ричард нс принимал никакого участия в убийстве».

Пометив это подложное письмо, написанное еврейскими, латинскими и греческими буквами, 1505 г. от Александра[223] и, распространив его через посредство своего канцлера по всей рыцарской Франции, Ричард полностью достиг своей цели. Этот маневр впоследствии принес большую пользу английскому королю, вновь склонив симпатии рыцарей на его сторону.

Договор с Саладином. Прежде чем Ричард благодаря такому смелому и оригинальному способу оправдания успел примирить с собой возмущенное рыцарство, он убедился, как вокруг него таяли силы крестоносцев. Воины покидали его один за другим и уплывали домой на его глазах. Он рисковал остаться только со своими приближенными. Ричард, скрепя сердце, поручил тогда Генриху, как королю Иерусалима, вступить в переговоры с Саладином, заявив, что он лично со своими друзьями дождется прибытия нового воинства и что скорее съест последнего коня, чем покинет Святую землю.

Саладин хорошо знал, что творится в христианском стане. Он понимал, что имеет дело с храбрым до отчаяния, но бессильным противником. Пользуясь выгодами своего положения, султан опасался чрезмерно строгими требованиями пробудить остывавший энтузиазм крестоносцев. Желая казаться великодушным, он сам предложил возвратить бывшим христианским владельцам их прежние домены, теряя этим весьма немного. Но в то же время он потребовал срытия Асколона и Газы.

Поход на Иерусалим в 1192 г. Даже и такие сравнительно выгодные условия были отвергнуты. В августе 1191 г. Ричард повел крестоносцев вперед; зимой этого года его силы возросли, так что он считал возможным двинуться на Иерусалим. Хотя война велась с переменным успехом, но Ричард лично проявил чудеса геройства. Его подвиги, постоянно сопряженные с победой, занимали собой молву. Его имя стало популярно на Востоке. Матери пугали им своих детей. «Не видишь литы Ричарда?» — говорил арабский всадник пугливому и упиравшемуся коню. В конце июня 1192 г. Ричард подошел к Иерусалиму Его появление, хотя и с незначительным воинством, произвело панику среди мусульман, по признанию их отечественного историка. Ждали штурма, которому теперь все условия благоприятствовали более, чем сто лет тому назад. Надежды на помощь не было. Но в лагере христиан произошло нечто неожиданное. Может быть, Ричард чувствовал себя недостаточно сильным, может быть, он не хотел делить славу с французами, ревнуя свою военную репутацию, но известно только то, что он почему-то в виду Святого Гроба проявил излишнюю осторожность и неуверенность в своих силах. Воины просились идти на штурм Святого города; они не хотели оставить эти стены, не поклонившись святыне; они были уверены в победе. Саладин же, по словам Бохаэддина, не надеялся на успех; он со слезами молился в мечети, не ожидая спасения. Вдруг ему сообщили во время молитвы, что крестоносцы отступают. Ричард боялся, что источники отравлены и что христиане погибнут от жажды, прежде чем выроют колодцы в этой каменистой окрестной пустыне. Войско было недовольно, изумляясь осторожности вождя, славившегося отвагой и геройством. Чтобы отступить под благовидным предлогом, Ричард предложил решить вопрос рыцарям-посредникам. Это было нечто подобное военному совету, составленному на избирательном начале. С этой целью триста воинов выбрали двенадцать посредников, а те избрали трех для произнесения окончательного слова. Воинство, не сходя с коней, ожидало решения. Оно услышало приказ об отступлении. Теперь уже никто не спорил.

Оставление Палестины. Отступая от стен Иерусалима, Ричард уносил с собой полное разочарование в успехе крестового дела. Он услышал тогда же тревожные вести из Англии и Франции. Его брат Иоанн, лишенный удела (Безземельный), не сдержал обещания не приезжать на остров ранее трех лет. Поддерживаемый общим недовольством баронов, он лишил власти канцлера Вильгельма Лонгшана, назначенного королем в качестве наместника. Впрочем, это могло послужить только к благу населения. По общему отзыву, этот епископ-канцлер грабил страну хуже всякого неприятеля. Знаменитый Матвей Парижский, вспоминая про него, говорит, что благодаря ему рыцари не могли сберечь серебряных перевязей, дворяне — своих колец, женщины ожерелий, евреи — своих товаров[224]. Он ездил окруженный тысячью всадников и где, по несчастию, останавливался ночевать, то в одни сутки истреблялось то, что после приходилось наживать в три года. Он был известен еще тем, что за большие деньги выписывал труверов и жонглеров из Франции, которые обязаны были воспевать его славу и говорить, что в мире нет человека, ему равного (quod non erat tails in orbe).

В тоже время Ричардузнал, что король французский, ненавидевший его в глубине души, также не сдержал данной клятвы не поднимать против него оружия и не поддерживать мятежа в Англии. Чтобы облегчить свою