Гаваллан надел свою парку. Он взял лист с телексом и засунул его в карман.

– Вообще-то, Чарли, – сказал он, и его озабоченность отчасти выглянула наружу, – если ты не возражаешь, я бы предпочел, чтобы ты не ездил… у меня тут кое-какие дела с Маком, о которых мы не договорили.

– Конечно, нет проблем. – Петтикин протянул руку и спрятал довольную улыбку. То, что он не поедет в аэропорт, давало ему несколько дополнительных часов наедине с Паулой. Паулой Светозарной, как он стал называть ее про себя после завтрака, хотя она и была брюнеткой. Мак-Айверу он сказал: – Увидимся дома.

– Может, лучше здесь подождать. Я хочу связаться со всеми базами сразу же, как только стемнеет, а потом вместе поедем домой. Я бы хотел, чтобы ты побыл тут пока за главного. Ноггер, ты можешь быть свободен.

Ноггер Лейн просиял, а Петтикин выругался про себя.

В машине Мак-Айвер сел за руль, Гаваллан расположился рядом с ним, Дженни – на заднем сиденье.

– Мак, давай поговорим об Иране.

Они обсудили возможные варианты. Каждый раз возвращаясь к одному и тому же безрадостному выводу: им приходилось надеяться, что ситуация нормализуется, банки вновь откроются, им вернут причитающиеся им деньги, что их совместное предприятие не включат в список закрытых и что их не кинули.

– Вам просто придется работать, как работали, Мак. Пока мы можем работать, тебе придется продолжать это делать, какие бы проблемы ни возникали.

Мак-Айвер был в таком же мрачном расположении духа.

– Знаю. Но как мне работать без денег? И как быть с арендными выплатами?

– Как-нибудь деньги для работы я тебе раздобуду. Через неделю привезу из Лондона наличные. Я смогу проплачивать аренду за твои вертолеты и запчасти еще несколько месяцев; может, мне даже удастся провернуть то же самое и с Х6З-ми, если получится изменить график выплат, но… ну, в мои планы не входило терять столько контрактов в пользу IH – может, какие-то мне удастся отвоевать назад. Как ни крути, некоторое время дела будут идти по краю, но ты не переживай. Надеюсь, Джонни сумеет пробраться сюда; мне просто необходимо сейчас попасть домой, столько дел…

Мак-Айвер едва избежал лобового столкновения с машиной, вылетевшей из переулка, почти врезался в джуб, потом снова вывернул на дорогу.

– Чертов идиот! Ты в порядке, Джен? – Он взглянул на нее в зеркало заднего вида и съежился, увидев ее каменное лицо.

Гаваллан тоже почувствовал струю ледяного презрения, начал было говорить что-то, но передумал. Интересно, удастся ли мне связаться с Иэном; может, он смог бы подсказать, как мне выбраться из этой пропасти, – эти слова напомнили ему о трагической гибели Дэвида Мак-Струана. Сколько же их, Струанов, Мак-Струанов, Данроссов, и их врагов – Горнтов, Ротуэллов, Броков в стародавние времена – умерли насильственной смертью, исчезли – пропали в море, – или погибли при странных обстоятельствах. Иэн пока что выживает. Но долго ли это продлится? Сколько еще раз? Явно не много.

– Если не ошибаюсь, из моих девяти жизней у меня теперь осталось две, Энди, – сказал Данросс, когда они виделись в последний раз.

– Что на этот раз?

– Ничего особенного. Заминированный автомобиль взорвался в Бейруте, едва только я проехал мимо. Ничего страшного; я и раньше говорил, никакой закономерности тут нет. Так уж просто вышло, что я живуч как заговоренный.

– Как в Макао?

Данросс был заядлым автогонщиком и принимал участие во многих гонках Гран-при в Макао. В 65-м – в гонках тогда еще участвовали любители – он выиграл гонку, но первая передняя шина его «Ягуара Е-тайп» лопнула у самого финишного столба, и его швырнуло на ограждение, а потом кувырком понесло по трассе; остальные машины завиляли, пытаясь уклониться, одну из них занесло, и она юзом врезалась в него всем бортом. Когда искореженный автомобиль разрезали и вытащили оттуда Иэна, он оказался цел и невредим, только на левой ноге не хватало стопы.

– Как в Макао, Энди, – сказал тогда Данросс, улыбаясь своей странной улыбкой. – Просто случайность. Оба раза. – Во второй раз взорвался двигатель его автомобиля, Иэн опять не пострадал. Пробежал шепоток, что в его двигателе кто-то покопался – обвиняющий палец указывал на его врага Квиллана Горнта, но не публично.

Квиллан мертв, а Иэн жив, подумал Гаваллан. Как и я. Как и Линбар; этот сукин сын вообще будет жить вечно… Боже милосердный, я глупею, и в голову лезут какие-то больные мысли – надо взять себя в руки. Мак и без того достаточно встревожен. Надо придумать, как выбраться из этих тисков.

– Если возникнет что-то экстренное, я передам послание через Талбота, ты сделаешь то же самое. Через несколько дней я обязательно вернусь, и к тому времени у меня уже будут кое-какие ответы. А пока я оставляю 125-й в твоем распоряжении до дальнейших указаний – Джонни может поработать курьером между нами. Это все, что я могу сейчас сделать…

* * *

Дженни, которая не проронила ни слова и вежливо уклонялась от всех попыток втянуть ее в разговор, хотя и слушала их, ничего не пропуская, тоже была не на шутку встревожена. Ясно, что будущего у нас здесь нет, и я буду очень даже рада уехать – при условии, что и Дункан тоже уедет. И тем не менее мы не можем просто потихоньку удрать, поджав хвост, и позволить им украсть все плоды его труда и накопления всей жизни – это убьет его так же верно, как любая пуля. Брр! Господи, да когда же он научится делать, что ему говорят, – ему нужно было уходить на пенсию еще в прошлом году, когда шах был у власти. Мужчины! Непроходимо тупой народ, все до единого! Боже ты мой Боже! Какие же мужики все-таки идиоты!

Теперь они продвигались вперед очень медленно. Два раза им пришлось сворачивать в объезд из-за баррикад, воздвигнутых поперек улиц, – в обоих случаях баррикады охранялись вооруженными людьми, не «зелеными повязками», которые сердито махали им руками, приказывая поворачивать. Среди гор мусора, сгоревших машин и одного танка тут и там валялись тела. Собаки рылись в мусорных кучах. Один раз где-то совсем рядом началась стрельба, и они свернули в переулок, объезжая новую стычку между группировками, которые так и остались для них неизвестными. Шальная граната из ручного гранатомета врезалась в стену здания рядом с ними, но их не задела. Мак-Айвер осторожно объезжал обгоревший автобус, в очередной раз радуясь, что сумел настоять на отъезде Дженни из Ирана.

Он снова взглянул на нее в зеркало заднего вида, увидел побелевшее лицо под шляпкой, и его сердце распахнулось ей навстречу. Какая же она молодчина, с гордостью подумал он, столько мужества! Огромная молодчина, вот только упрямая, как черт. Ненавижу эту ее шляпку! Шляпы ей не идут. Когда она уже научится делать, что ей говорят, без пререканий и споров? Бедная старушка Джен, мне будет настолько легче, когда ей перестанет грозить опасность.

Перед аэропортом движение почти совсем остановилось: сотни машин, битком набитых людьми, много европейцев, мужчин, женщин, детей, которые ринулись сюда в ответ на слухи о том, что аэропорт открыли; взбешенные «зеленые повязки» поворачивают всех назад; к деревьям и стенам прибиты наспех сделанные объявления на фарси и корявом английском: АЭРПОРТ ЗАПРИСЧЕН ПОКА. АЭРПОРТ ОТКРЫТЫЙ В ПОНЕДЕЛЬНИК – ЕСЛИ БЕЛЕТ И МОЖНО НА ВЫЕЗД.