– У вас было такое право, но совет проголосовал за изменение этого пункта устава. Если вы хотите выступить против совета, вы можете поднять этот вопрос на следующем заседании в Лондоне, но в сложившихся обстоятельствах это изменение необходимо и разумно. Министр Киа заверил нас, что наше совместное предприятие не будет включено в список приостановленных. Разумеется, гонорар и проценты, следуемые министру Киа как члену правления, будут удерживаться из вашей доли…

Гаваллан старался не смотреть на телекс, но обнаружил, что это нелегко; он пытался найти выход из ловушки, в которую его загнали.

– В один момент все выглядит нормально, в другой – все опять катится к чертям собачьим!

– Да. Да, Энди, согласен. Талбот сегодня был последней каплей.

Сегодня рано утром они имели краткую встречу с Талботом.

– О да, старина, совместные предприятия теперь определенно персона нон грата, очень сожалею, – сухо сообщил им Талбот. – Верхи постановили, что деятельность всех совместных предприятий приостанавливается до последующих указаний, хотя каких указаний и от кого, они не сообщили. Как не сообщили и того, что это за «верхи». Мы полагаем, что сей олимпийский указ исходит от милого старого комитета, кто бы они там ни были! Другая сторона медали, старина, такова, что аятолла Хомейни и премьер-министр Базарган оба заявили, что все иностранные долги будут оплачены. Разумеется, Хомейни отменяет решения Базаргана и отдает собственные распоряжения, Базарган выдает распоряжения, которые отменяются Революционным комитетом, местные комитеты представляют собой самодеятельных борцов за справедливость, которые не признают иного закона, кроме своего собственного, и ни один шелудивый мальчишка до сих пор не сдал ни одной единицы оружия. Тюрьмы заполняются уверенными темпами, головы катятся с плеч – все тот же веселый, старый, утомительно знакомый круг, разве что гильотины не хватает, старина; и круг этот в общем-то предполагает, что нам бы всем следовало удалиться куда-нибудь в Маргейт и подождать там, пока все это не кончится.

– Вы серьезно?

– Наш совет вывезти всех сотрудников, не являющихся безусловно необходимыми для работы, остается в силе, сразу же как откроется аэропорт, что произойдет бог знает когда, но обещано на субботу – мы договорились с «Британскими авиалиниями» о сотрудничестве, они пришлют 747-е для чартерных рейсов. Что же до светлейшего Али Киа, он мелкий чиновник, даже очень мелкий; он не имеет никакой власти и является, смотря по погоде, добрым другом любой из сторон. Кстати, мы только что получили сообщение, что посол США в Кабуле был похищен антикоммунистом, моджахедом из шиитских фундаменталистов, который попытался обменять его на других моджахедов, арестованных просоветским правительством. В последовавшей перестрелке он был убит. Ситуация накаляется самым милым образом…

Телекс щелкнул, их внимание немедленно переключилось на него, но машина не заработала. Оба громко выругались.

– Сразу же, как только я доберусь до Эль-Шаргаза, я смогу позвонить в офис и выяснить, что там стряслось…

Гаваллан повернулся к открывшейся двери. К их удивлению на пороге стоял Эрикки; он и Азадэ должны были ждать их в аэропорту. Эрикки улыбался своей обычной улыбкой, только радости в ней не было.

– Хеллоу, босс, привет, Мак.

– Привет, Эрикки. Что стряслось? – Мак-Айвер бросил на него проницательный взгляд.

– Небольшое изменение в плане. Мы… э-э… в общем, мы с Азадэ сначала возвращаемся в Тебриз.

Вчера вечером Гаваллан предложил, чтобы Эрикки и Азадэ улетели немедленно. «Мы найдем замену. Как насчет того, чтобы полететь со мной завтра? Может быть, нам удастся раздобыть Азадэ документы взамен украденных в Лондоне…»

– Почему вдруг такие перемены, Эрикки? – спросил он сейчас. – Азадэ передумала уезжать из Ирана без иранских документов?

– Нет. Час назад мы получили записку… я получил записку от ее отца. Вот, прочтите сами. – Эрикки протянул ее Гаваллану, который прочел ее вместе с Мак-Айвером. Написанное от руки послание гласило: «От Абдоллы-хана капитану Йокконену! Мне необходимо, чтобы моя дочь немедленно вернулась сюда, и я прошу вас дать ей такое разрешение». Внизу стояла подпись: Абдолла-хан. Послание повторялось на фарси на другой стороне листа.

– Вы уверены, что это его почерк? – спросил Гаваллан.

– Азадэ уверена, к тому же она знает посланца, который ее принес. – Эрикки добавил: – Посланец больше ничего нам не сказал, только то, что в тех краях идут ожесточенные бои.

– О том, чтобы ехать на машине, не может быть и речи. – Мак-Айвер повернулся к Гаваллану. – Может быть, наш мулла Тегерани выдаст Эрикки разрешение? Если верить Ноггеру, после сегодняшней утренней прогулки он был как поедающий собак валах. Мы могли бы оснастить 206-й Чарли баками для дальних перелетов, и Эрикки мог бы отправиться на нем, может быть, с Ноггером или с кем-то другим, чтобы тут же пригнать его обратно.

Гаваллан спросил:

– Эрикки, ты понимаешь, на какой риск ты идешь?

– Да. – Эрикки еще не рассказал им про убийства.

– Ты все предусмотрел, обо всем подумал? Ракоци, застава на дороге, сама Азадэ? – Мы могли бы отправить Азадэ назад одну, ты мог бы сесть на 125-й, а ее мы заберем с воскресным рейсом.

– Полно вам, босс, вы бы сами так никогда не поступили, и я тоже. Я не могу ее оставить.

– Конечно, но это надо было сказать. Хорошо. Эрикки, займись баками, а мы попробуем раздобыть разрешение. Я бы советовал вам обоим как можно быстрее вернуться в Тегеран и сесть на 125-й в воскресенье. Обоим. Наверное, тебе было бы разумно перевестись в другое место, отлетать один срок где-нибудь еще, в Австралии, например, или в Сингапуре, или в Абердине, хотя там Азадэ, наверное, будет слишком холодно, ты дай мне знать. – Гаваллан с бодрым видом протянул ему руку. – Счастливой поездки в Тебриз, а?

– Спасибо. – Эрикки помялся в нерешительности. – Есть новости о Томе Локарте?

– Нет, пока нет. Мы до сих пор не можем связаться ни с Ковиссом, ни с Бендер-Деламом. А почему ты спрашиваешь? Шахразада начинает тревожиться?

– Больше, чем тревожиться. Ее отец в тюрьме «Эвин», и…

– Господи Иисусе, – взорвался Мак-Айвер; Гаваллан был потрясен не меньше него, до них дошли слухи об арестах и расстрелах. – За что?

– Его вызвали, чтобы он ответил на вопросы… вызвал комитет. Никто не знает, за что или как долго его там продержат.

Гаваллан обеспокоено произнес:

– Ну, если только для ответов на вопросы… а что произошло, Эрикки?

– Шахразада пришла домой полчаса назад или около того, вся в слезах. Когда вчера вечером после ужина она вернулась в дом родителей, там такое творилось… Судя по всему, какие-то «зеленые повязки» пришли на базар, схватили Эмира Пакнури – вы помните? ее бывшего мужа? – схватили за «преступления против ислама» и приказали Бакравану явиться на рассвете для дачи показаний, никто не знает, по какой причине. – Эрикки перевел дыхание. – Сегодня утром они отправились в тюрьму вместе с ним, она, ее мать, сестры и брат. Они пришли туда сразу после рассвета, а потом все ждали и ждали, и ждали бы до сих пор, если бы в два часа один их тамошних «зеленых повязок» не приказал им убираться.