Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Это не спектакль. Моя прабабушка…
- Да успокойся ты насчет своей прабабки! – поморщился Антон. – Неужели всерьез веришь, что московская сопля-интеллигентка, вроде тебя, прирезала здоровенного мужика? Еще и солдата. Доказательства есть? Фото, экспертиза, свидетельства очевидцев?
Женька опять промолчала, просто отступила еще на шаг – к окну. Рукоять в руке стала горячей.
Но Антон понял правильно и гаденько хихикнул:
- Вот видишь – ничего нет! Только ее слова. Хочешь, расскажу, как было на самом деле? Дала твоя бабка тому солдату. А потом и его друзьям. Может, даже денежку заработала. Или банку тушенки – все нужное дело! А после сочинила эпическую историю…
Он прищурил глаза и шагнул вперед:
- Можешь себе тоже фэнтези придумать – романтическое или боевое. Мне не жалко. Но я тебя теперь из принципа поимею. Чтобы впредь не выеживалась.
Женька еще раз шагнула назад и уперлась спиной в балконную дверь. Взгляд ухватил картину целиком: справа кухонный стеллаж, слева стена из бело-серого кафеля. Под мрамор. Впереди пьяная ухмыляющаяся рожа Антохи. С абсолютной самоуверенностью в глазах.
Рукоятка в руке раскалилась настолько, что обжигала. От плеча к кисти побежал легкий электрический разряд – как перед важным броском. Решающим. Финальным.
«А ведь я действительно его ударю! – пришло в голову четкое осознание. – Если не будет выбора – да. Наверное, так и убивают: не из злобы или страха, не в состоянии аффекта. Просто потому, что или я, или меня. Но как же не хочется! Полиция, следствие, уголовное дело. И даже не это – на душу такое взять. На всю жизнь».
- Антон, последний раз прошу! – отрывисто выговорила она. – Не лезь. Я не шучу.
- Хватит, Сусанина! Ничего не сделаешь. Ты тоже крови боишься, в кино и то глаза закрываешь. У тебя просто духу не хватит.
«Отдай кровь, чтобы принять дух!» - внезапно вспомнила Женька. – Да, знаю, что это в духовном смысле! А если…»
Дальше все было быстро. Он ступил вперед, и ее рука не дрогнула: поднялась и опустилась. Нож чиркнул по коже, оставляя красную линию. Но не у Антона. У себя. На левой руке, чуть ниже запястья.
Кровь побежала по ладони и быстро-быстро закапала на пол, рисуя на белом кафеле ярко-алые следы.
Антон замер на месте. Женька посмотрела в его побледневшее лицо, в испуганные, почему-то внезапно трезвые глаза и усмехнулась:
- Ничего-то ты не понял, Антоша! В обычной жизни я действительно боюсь: темноты, высоты, драк, опасностей. Даже выяснения отношений! Но когда сильно надо – не боюсь. Ни крови, ни боли, ни смерти. Поэтому я сильнее. Система, говоришь? Перед тобой хакер системы!
Она подняла окровавленную руку, повертела перед самым его лицом:
- Подумаешь, кровь. Обычная, человеческая. Красная.
А потом поднесла запястье ко рту и демонстративно лизнула:
- На вкус соленая. Все стандартно. Чего ее бояться?
Антон отшатнулся, будто его ударили по лицу. Он зажал ладонью рот, борясь с тошнотой, и быстро-быстро попятился назад, налетел спиной на стол, перевернул незакрытый тюбик с кетчупом…
- Ты же ненормальная, Сусанина!! Больная на всю голову! Тебя нельзя к нормальным людям подпускать!!
- Это к тебе что ли? – Женька опустила порезанную руку. Царапина была неглубокой, и кровь почти остановилась, но кое-кому об этом знать не полагалось: - Да ладно, чего испугался-то? Я же размазня, сопля-интеллигентка. Хотя в чем-то ты прав, признаю. Воспитание – вещь в общении приятная: воспитанный человек не грубит, не хамит, обходит острые углы, лишний раз промолчит и съедет со скользкой темы. Но со стороны это воспринимается, как слабость. Оттого окружающие перестают считаться с твоим мнением и пытаются решать за тебя. А потом приходится доказывать, что ты не верблюд. Иногда радикальным способом.
Женька сделала шаг вперед, отклеиваясь от балконной двери, и Антон снова отступил.
- А надо иногда не молчать! Говорить правду в лицо и открытым текстом: любимому человеку, что он любимый, подлецу и негодяю – что он подлец и негодяй. Ты м*дак, Антон Старшинов, слышишь?! Конченая мразь. Презираю тебя. Возможно, скажи я это сразу – тогда в юности, сегодняшней ситуации не было бы. А, может, и Людке мозги не задурил бы…
На этом по уму надо было бы остановиться. Но Женька посмотрела на Антона и не удержалась.
- Иди ко мне, Антоша! – широко улыбнулась она и повертела в пальцах нож. – Ты ж понимаешь, если мне своей крови не жалко, что про твою говорить? Давай разглядим ее на свет, попробуем на вкус. Только что-то сдается мне, что она дерьмом попахивает. Как и ты.
Женька поймала его взгляд. В глазах Антона стоял дикий, суеверный, прямо-таки животный ужас. Он действительно всегда боялся крови – трясся перед стандартными анализами в поликлинике, чуть не потерял сознание, когда на пляже наступил на стекло. А теперь страшился Женьки – ее неадекватности, непредсказуемости, готовности… непонятно к чему!
Ощущение собственного превосходства, доминирования, способности психологически размазать человека по асфальту, играя на его слабостях и фобиях, было сладким. До дрожи в коленях! Но плохим. Очень плохим. И Женька безжалостно вытолкала его взашей.
- Чокнутая!!! – фыркнул Антон. – По тебе психушка плачет!!
И быстро-быстро пятясь, выскочил в коридор и закрыл за собой дверь, щелкнув замочком:
- Будешь сидеть там, пока не сдохнешь от потери крови! И скорую тебе не вызову. Не надейся.
Женька посмотрела на тоненькую запекшуюся корочку на запястье:
- Реально м*дак.
И опять не удержалась. Вспомнила историю с нелегалами, яркие звезды на небе, Ромкины ассоциации. Незаметно сгребла со стола растекшийся кетчуп, обмакнула в него палец и вывела на мраморном кафеле стены ярко-красную звезду.
- Что ты там рисуешь?! – Антон следил за ее действом сквозь узорчатое стекло двери, и это добавляло Женьке пьянящего азарта. – Кровью?!
- В компьютерные игры играешь? – загадочно отозвалась она. – Это фраг. Моя победа над тобой. Абсолютная.
Часы над кухонным столом тихонько звякнули, сообщая о начале нового часа. Женька взяла со стола выключенный телефон и сунула в карман.
- А вот и тридцать первое декабря наступило! – она сполоснула под краном руки. Сполоснула и нож и вернула его на место.
Наверное, правильным было позвонить… Галине, Соньке, Дамиру, в полицию, в конце концов! Но азарт кипел в крови, требуя красивого завершения ситуации.
Балконная
