Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поделившись подобной новостью, сэр Гаа Ран действовал солидарно с волей правителя Маэленда и своего дяди, не желавшего поединка между своими сыновьями. Кроме того, сэр Гаа Рон пытался предостеречь меня, ибо отец милорда готов был пожертвовать кем угодно и чем угодно, чтобы сохранить жизнь Дэниэля, даже честью своего сына и наследника Маэленда.
Сэр Гаа Рон также сказал, что именно он станет представлять интересы милорда и Элидии в поединке, и если я ничего не сделаю, у принца Дэниэля не будет шансов его победить, или же Дэниэль не доберется до города, назначенного для поединка.
Для меня слова сэра Гаа Рона стали абсолютной неожиданностью, поскольку Дэниэль ничего не говорил мне о предложении милорда разрешить разногласия поединком. Даже правитель Маэленда не заявлял о своем присутствии, тем более, не пытался сообщить о намерениях обоих своих сыновей. Но, возможно, он не хотел говорить со мною, прекрасно понимая, что сэр Гаа Рон лучше исполнит эту миссию.
В любом случае, я понимала, для чего сэр Гаа Рон пригласил меня, но мне показалось странным, что его заботят безопасность и жизнь принца Дэниэля. Пусть я не владела достаточными знаниями и умением, чтобы читать эмоции людей на их лицах, но сила Шэрджи в моем теле и тьма в сердце сэра Гаа Рона были слишком похожи и не могли лгать друг-другу или скрывать свои чувства.
Именно поэтому я не удержалась от личного вопроса, и наш разговор ушел далеко за пределы простого обмена политической информацией. Подозревая вину сэра Гаа Рона в смерти Анлии, я не могла не спросить его, почему он убил ее, и кого защищает сейчас? Но я получила ответ лишь на первую часть своего вопроса…
Иногда я думаю или хочу думать, что сэр Гаа Рон, лишивший Дэниэля его любви, не захотел лишать его и жизни. Кроме того, в события вмешался отец Дэниэля и надавил на сэра Гаа Рона — у него это тоже неплохо получалось. В любом случае Гаа Рон рассказал мне о переписке между двумя правителями, фактически намекнув, что Дэниэлю нужна моя поддержка. И я сознательно приняла решение отпустить душу Шэрджи и заставить ее войти в тело принца Дэниэля.
Я не могла заменить его в поединке, несмотря на свои «таланты». Мне все равно не хватило бы умения и опыта, даже с могуществом Шэрджи, а Дэниэль смог бы противостоять Гаа Рону, обладая темной силой души сэра Шэа Рэд Жи.
Но самое странное ощущение, которое не отпускало меня за все время нашего разговора, заключалось в моем внутреннем убеждении, что именно этого добивался от меня сэр Гаа Рон в желании встретиться с равным себе соперником — с человеком, чью душу он уже убивал.
Нет чести в том, чтобы добить противника, как нет ее в смерти слабой и беззащитной девушки. Но сэр Гаа Рон пытался вернуть свою честь, сразившись с равным, словно хотел сказать мне или себе, что больше не намерен выбирать, и оставляет выбор самой судьбе.
Сэр Гаа Рон ответил мне, почему он убил Анлию и с нею жителей всего Города Теней. Он так и сказал, что для него она уже умерла, и когда он понял это, то всего лишь довершил начатый бой за город Дрэа. Хотя в моем восприятии это был не бой, а настоящая бойня. После нее не выжил никто из тех, кого знала Анлия и кто знал ее, словно Гаа Рон пытался стереть ее не только из своей жизни, но также из памяти всех остальных людей. Ни один человек не должен был выжить и донести до принца Дэниэля, как погибла его возлюбленная, но каким-то образом Дэниэль об этом узнал. И я не раз и не два была свидетелем той боли, что не желала его покидать, той любви, что владела им и не хотела отпускать, того одиночества, на которое он был обречен, ибо сердце его уже не могло никого принять и вместить. Я слишком часто сталкивалась с тем, как душа принца Дэниэля рвалась на свободу и даже оставляла его тело, пытаясь угнаться за кем-то, кого уже невозможно было догнать и поймать. Скорбь Дэниэля оставалась рядом с ним все последние десятилетия, и он никого так и не смог полюбить, и совершенно не пытался. И мне кажется, что душа Анлии ушла не одна — вместе с собой она забрала и душу моего принца. Лишь благодаря Дэниэлю я знаю, что можно бесконечно долго, почти целую вечность, любить человека, чье тело и душа уже не принадлежат никому, кроме небес. И единственным спутником смерти является пустота…
Я не сдержала горечи и осуждения, и была слишком яростна в своих обличительных словах. И я перешла определенную грань, которую всегда сохраняла, боясь не самих осуждений, а незаслуженного обвинения и ненависти, на которые не имела право. Сама не знаю, почему это произошло, но за тон, подобный моему, и слова, подобные моим, и в собственном мире пришлось бы ответить, не говоря уж о мире сэра Гаа Рона.
Я не сдержала свои эмоции, и он не сдержал себя. Сэр Гаа Рон не только разозлился. Его реакция была обычной реакцией оскорбленного мужчины. И нет ничего более разрушительного, чем спонтанный ответ сильного и гордого бойца на почти невыносимый обличительный голос, обвиняющий в чем-то более худшем, чем трусость. Он не мог ударить меня, как не мог просто выслушать и уйти. И хотя мотивы, побудившие его уничтожить свою любовь, а вместе с ней и собственное сердце были неясны для меня, ибо я не могла представить себе, как он убивает свою возлюбленную, боль сэра Гаа Рона была неподдельной.
Я уверена в том, что мотивы наших действий должны быть согласованы с ответственностью за последствия наших деяний. Их придется не только принять, но и нести всю оставшуюся жизнь, и смириться с ними. Какими бы ни были мотивы сэра Гаа Рона, он не смог принять последствия, и мои слова взорвали его боль изнутри, разрушая иллюзию того, что он примирился с самим собой после гибели Анлии. Сэр Гаа Рон сделал свой выбор и он стал моментом истины для него, но последствия такого выбора стали разрушительными для самого Гаа Рона. И когда я указала ему на это, он поделился со мною болью, что сжигала его