– Нам только еврейского следа и не хватало для полного счастья, – вздохнул Блок, и его старший сослуживец разразился ответным воздыханием:

– Не хватало – получи. Тот малый, в соседней комнате, говорит, что с Каспаром работает еврей, и именно он управляет Охотой.

Заковыристое ругательство сослуживца Курт пропустил мимо ушей, разглядывая нечто похожее на крохотную коробочку из черной кожи на дверном косяке.

– Уверен? – с сомнением спросил Буркхард, когда Курт, поколебавшись, снял ее; он не ответил, осторожно раскрыв чехол и вынув столь же крохотный пергаментный свиток, похожий на те, что он сам не раз крепил к лапкам голубей с особо важными посланиями. – Что это может быть?

– Что-то вроде охранного амулета, – вздохнул Бруно. – Но что здесь написано, сказать не могу.

– Разберемся, – кивнул Курт, осторожно положив свиток обратно в коробочку, а ее – на стол, и прошел к окну, сняв с верхней планки глиняную плоскую фигурку, похожую на ладонь и выкрашенную в густой синий цвет. – Это хамза, – отметил он уверенно, поворачивая ее разными сторонами. – Но какая-то… странная. Знак в центре – не то, что на них изображают обычно.

– «Обычно»? – переспросил Блок с недоверчивой усмешкой. – И много вы видели еврейских штучек, Гессе, чтобы такое утверждать?

– Не очень, – пожал плечами Курт, положил амулет на стол и, присев перед кроватью, наклонился, выволочив из-под нее завязанную дорожную сумку. – Выкроить время на заседание в макаритской библиотеке удается редко; вот Бруно – он кое в чем смыслит побольше моего.

– Что там? – заинтересованно осведомился Буркхард, заглянув через его плечо; Курт вздохнул, глядя в недра сумки, и выложил на кровать увесистую книгу.

– Тора, – пояснил он.

– Не в чехле… – с сомнением отметил Бруно. – Как-то не особенно благочестиво для еврея. Сколь я помню, к ее страницам даже руками прикасаться запрещено.

– А это что за дрянь? – покривился Буркхард, когда Курт открыл темную деревянную шкатулку без единой надписи или рисунка, и уставился на лежащие внутри костяные и кожаные фигурки, испещренные знаками.

– Я понятия не имею, что это, – вздохнул Курт и, отложив шкатулку на кровать, стал вынимать из сумки вещи одну за другой, сваливая прямо на пол бытовые пожитки и откладывая на кровать всё подозрительное – исписанные листки бумаги, отрезки пергамента и кожи различных форм, покрытые незнакомыми символами. – И никто из нас этого не знает. И на то, чтобы разобраться в этой мешанине, нам потребуются недели, да и то – не здесь и не собственными силами.

– А ведь от этого зависит, чего нам ждать, – мрачно заметил Блок, переглянувшись со своим старшим сослуживцем. – До ночи осталось всего ничего, и нам, хоть ты тресни, надо идти на это кладбище и брать этого умельца. Только как и что с ним делать? Хотя бы – на что рассчитывать? Мы ж ни хрена не знаем…

– Узнаем, – решительно отозвался Курт; перевернув дорожный мешок кверху дном и вытряхнув на пол остатки вещей, он расправил суму и осторожно, стараясь не повредить, стал складывать обратно всё отложенное на кровать. – Мне потребуется время, быть может, полчаса или чуть больше, но все-таки это лучше, чем ничего. Не ручаюсь за то, что я смогу принести вам полный отчет с описанием по каждой из этих штучек, однако хотя бы общее представление о том, с чем доведется столкнуться, мы иметь будем.

– «Принести нам»? – переспросил Буркхард настороженно. – Откуда, позвольте узнать?

– Вам известно место обитания или хотя бы имя пражского раввина? – не ответив, поинтересовался Курт, и тот, нахмурившись, медленно кивнул:

– Имя. Бен-Ами Леви-Кагнер. Где живет, не знаю, до сего момента было ни к чему. А вам-то самому это за какой надобностью? Полагаете, он станет с вами откровенничать? Бросьте, Гессе. Эти ребята свои тайны оберегают ото всех и тщательно; в самом лучшем случае он наговорит вам неудобоваримой чуши. А выбивать это из него… Лишь протянете время и привлечете ненужное внимание к общине. Здесь уж не первый год тишь и благодать, никто из них никогда не был замечен или даже хоть заподозрен в чем-то крамольном, но сами должны понимать – это равновесие хрупкое. Довольно одной искры, слуха, сплетни – и… Недоставало еще погромов в Праге из-за одного приезжего мерзавца. Нам-то беспорядки в эти дни уж точно ни к чему.

– Deja-vu, – вздохнул Курт, поднявшись с корточек, и стряхнул в сумку лежащие на столе амулеты. – На месте Каспара, завершив дела, я бы убил этого сына богоизбранного народа и пустил бы слушок, что все происходящее – дело рук живущей в Праге общины, которую король пригрел на груди, аки змею. Столица тогда станет настоящим адским котлом. Христиане против язычников, христиане и язычники против евреев, богемцы против немцев, простолюдины против рыцарей, рыцари и простолюдины против Императора… Не буду ручаться за то, что именно таков план, но это было бы в его духе. Излюбленное оружие Каспара – беспорядки, бунты, убийства чужими руками… Я принесу вам информацию. Никого для этого арестовывать не придется и к потолку подвешивать тоже; лишь скажите мне, в какой стороне здесь располагается еврейский квартал.

Буркхард снова переглянулся с сослуживцем, бросил взгляд на Бруно и, вздохнув, пожал плечами:

– Ну, как знаете. Молоту Ведьм я, пожалуй, доверюсь, не требуя объяснений. Идите к окну, покажу, куда вам нужно.

К счастью, пояснения сослуживца были достаточно подробны и точны для того, чтобы добраться до еврейского квартала Праги, не спрашивая дорогу у прохожих и не особенно привлекая внимание к своей и без того приметной персоне. Собственно, и прохожих почти не попадалось – вместе с уходящим солнечным светом исчезали с улиц дневная суета, голоса людей, и даже, кажется, бродячие собаки, обитающие подле рынка, куда-то попрятались…

У дома раввина Леви-Кагнера Курт приостановился, придерживая на плече изъятую в жилище «Иуды» сумку, собираясь с духом и мыслями. Не окажется ли то, на что он так рассчитывал, пустыми надеждами, а данное ему когда-то слово – наговоренными сгоряча посулами? И не будет ли он выглядеть сейчас самонадеянным глупцом, над которым лишь посмеются?

Курт вздохнул, бросив взгляд на садящееся солнце, и решительно стукнул в доски двери.

– Святая Инквизиция, – отозвался он уже привычно в ответ на уже привычно напряженное «Кто?» изнутри.

С той стороны ненадолго воцарилась тишина, потом громыхнул засов, и за раскрывшейся дверью обнаружился невысокий, но крепко сбитый парень немногим младше майстера инквизитора.

– Здесь живет раввин Бен-Ами Леви-Кагнер? – осведомился Курт, не дожидаясь традиционных и заранее уже известных ему вопросов, и парень медленно кивнул, бросив напряженный взгляд через плечо в глубь дома. – Мне надо поговорить с ним. Это важно, и у меня очень мало времени. И – сразу: нет, я явился не для того, чтобы кого-то арестовать, обвинить или сотворить что-то еще в таком духе.

Парень недоверчиво оглядел непрошеного гостя с ног до головы, вновь покосившись за спину, и отступил назад.