Проект создал ему тепличные условия в «Центре Новой Медицины». Не поставил в один ряд с другими сенсами, по-прежнему культивируя в Тиме сознание исключительности.

Чуточку больное сознание. Больное. Всегда через ненависть, унижение, боль. Боль.

«Проклятье! Как просто!»

Но именно так все и было. Проект упорно делал из Тима садомазохиста.

И когда пришло время, свел с проклятым безумцем Рябцевым.

Не мешал набрать информацию.

И в точно рассчитанный момент принялся бить и ломать, готовя себе в рабы.

Научил убивать. Показал, что такое быть убийцей.

Показал, как интересно властвовать над людьми.

И снова бил, бил, бил. Все время боль и гнусность.

Через боль Проект учил Тима, что значит быть жестоким. Бесчеловечным. Вершителем судеб. Именно так. Бил и учил.

А теперь вдруг стал добр и ласков.

Потому что увидел: раб осознал, что он раб.

«Все правильно, — подумал Тим сквозь застилающую сознание пелену. — И сейчас будет последний удар. Мне объяснят, что самое лучшее в моей жизни — любовь — тоже пришло от Проекта. И тогда я сломаюсь и нырну в приготовленный мне коридор. Через боль я стану верным. Объект «Стальное Сердце» осознает, что его сердце действительно стальное. Я поверю в то, что я жесток, что я — бездушная железяка. И соглашусь под эгидой Проекта исцелять людей. А через какое-то время — и истязать».

— …и эту родинку чудесную, — ныл Очкарик. — Как она дивно просвечивала у нее через эту шерстку золотистую… Вы же последнюю радость отняли у меня, Тимофей. А теперь она больше ничего не сможет! И даже уговаривать ее толку никакого!

«Как хорошо, что я все-таки начал анализ, — думал Тим. — Вдруг я действительно сломался бы? Принял ложь Очкарика на веру, заревел бы и забился в истерике… Они же меня довели. Обложили со всех сторон. И вот теперь — ставят точку. Неплохие у них психологи. Только вот ни черта они во мне не поняли. Потому что Стальное Сердце — это совсем не то, что они себе навоображали. Да, может, я и бесчеловечный тип. Может, я и правда всегда таким был. Но только мой комплекс неполноценности еще не приобрел желанной для Проекта окраски. Я не вижу спасения от Проекта в том, чтобы с восторгом отдаться ему. Мне совершенно не хочется избавиться от боли через боль».

— А теперь она уже, — Очкарик посмотрел на часы, — в Шереметьеве.

Вот тут Тим насторожился. Задумчивость сняло как рукой. Он сел прямо и глянул поверх головы Очкарика, который все еще жаловался на то, что Тим испортил его игрушку.

Если Ольгу действительно вытащили с дачи, планы Тима ломались кардинально. Это следовало проверить. Тим вычислил направление, «щелкнул» до упора и начал медленно перебирать частоты в поисках нужной волны. Сейчас, плотно заряженный энергией, он вполне мог «унюхать», что происходит с его женщиной. Расстояние здесь роли не играло. Важна была мощность сигнала, исходящего от абонента. А сигнал от Ольги всегда был не ахти… Тим напрягся, «принюхиваясь».

И боковым зрением увидел, как Очкарик взялся правой рукой за левое запястье. И левая рука пошла с колен вверх. Тим среагировал мгновенно.

— Х-ха! — выдохнул он.

Пять шариков врезались в защиту Очкарика и отскочили как резиновые.

Хлоп! Два десятка шариков в разных концах леса ударили свои жертвы в энергетические узлы.

Жжжах! Из рукава Очкарика вырвалась фиолетовая молния и шарахнула Тима в переносицу.

На мгновение он ослеп и оглох во всех смыслах.

А когда очнулся, то ничего не понял.

От удара он не полетел навзничь, наоборот, подался вперед, к Очкарику.

Но он больше ничего не видел!!!

В лесу стоял жуткий крик. Волейболисты на площадке умирали в страшных корчах. Народ, еще секунду назад праздно шатавшийся вокруг, теперь ломился врассыпную через кусты, натыкаясь на все новые и новые тела, отчего тише вокруг не становилось.

Очкарик с перекошенным лицом что-то тянул из-за пазухи.

Тим по-прежнему ничего не видел. То есть глаза работали прекрасно. Но он совершенно потерял свое пси. Он ничего не мог «унюхать» вокруг. На секунду ему показалось, что он умирает, так это было непривычно — остаться без пси-видения. Он не смотрел на мир одними глазами уже много месяцев.

Слава богу, у Очкарика что-то там застряло.

Орово вокруг поутихло — разбежались перепуганные местные. «Спортсмены» на площадке и в кустах лежали и не шевелились. Тим догадался, что он жив, только слегка покалечен, и воспрял духом.

Он нанес Очкарику сильнейший удар в лицо раскрытой ладонью. Целился в нос, но попал в челюсть. Потеряв пси, Тим лишился и четкости в координации движений. Но тем не менее Очкарик улетел со скамейки и потерял очки.

Пошатываясь, Тим встал. Ему пришлось ухватиться за скамейку, но стоящего на коленях Очкарика он все-таки достал. Направленный в живот носок ботинка врезался Очкарику в грудь. Раздался громкий хруст, и Очкарик завалился на спину. Тим не стал досадовать, что опять промазал. Он догадался, что под его башмаком развалилась «коробочка».

Возможно, когда-то Очкарик и был серьезным бойцом — во всяком случае, удар он держал героически. Но деморализован он оказался целиком и полностью. Так как, вместо того чтобы взять полуживого Тима голыми руками, перевернулся на четвереньки и с низкого старта рванул в сторону центральной аллеи, которая вывела бы его прямо к машинам на проспекте.

— Стоять! — крикнул Тим убегающей зигзагом спине. Безрезультатно. Упускать Очкарика не хотелось, но и гнаться за ним едва стоящий на ногах Тим не мог. Пребывая в легкой растерянности, он мстительно наступил на лежащие в пыли очки и раздавил их. И тут же сообразил, что делать. Спотыкаясь и матерясь, он бросился к волейбольной площадке. Точнее, к баулам и сумкам, вокруг которых навалом грудились трупы.

Выскочив через несколько секунд на асфальтированную центральную аллею, Тим запнулся и чуть было не полетел носом, но оружие не выпустил. В руках у него был позаимствованный у «спортсменов» короткий пистолет-пулемет с глушителем.

Далеко впереди Очкарик сослепу нарезал виражи, как заправский горнолыжник. Тим тоже плохо видел, да еще и нетвердо стоял на ногах. Совместный тремор стрелка и мишени привел к тому, что хотя Тим и залепил в Очкарика с двух рук всю обойму, но только слегка постриг зеленые насаждения.

Несколько секунд ушло на возню с незнакомой системой выброса магазина. Передернув затвор, Тим обнаружил мишень уже на пределе видимости. Очкарик был почти на границе леса.

— Блядь! — сказал Тим с выражением.

Он неприязненно глянул на свое оружие. Пистолет-пулемет оказался штукой непривычной и от этого неудобной, с ним нужно было уметь обращаться. Попадись Тиму в руки «калашников», в Очкарике было бы уже три десятка красных дырок.