— С меня достаточно! -воскликнул Лэтем. — Выключите эту хреновину и тут же сделайте копии. Не знаю, как вам это удастся, но срочно переправьте пленки в Лондон, Париж и Вашингтон! А ещё отправьте этот текст факсом по номеру, который я вам дам. Я свяжусь по телефону со всеми, с кем смогу. Боже, у нас всего два дня!

Уэсли Соренсон слушал, что говорит Лэтем по телефону из Бонна; глаза его напряженно глядели прямо перед собой, а на лбу выступили бисеринки пота.

— Запасы воды, reservoirs[130], — сказал он еле слышно от ужаса, — это в компетенции инженерных войск.

— Это в компетенции всех в Пентагоне, Лэнгли, ФБР и полиции! Вокруг каждого источника водоснабжения в Вашингтоне, Уэс!

— Они огорожены и охраняются...

— Удвойте, утройте и учетверите все патрули, — настаивал Дру. — Этот маньяк не обещал бы того, чего не в состоянии сделать, тем более при таком скоплении народа. Клянусь, у них там задействовано больше денег, чем есть у пол-Европы. Они жаждут власти, слюной исходят, и как я подозреваю, у них неограниченные средства, которые они готовы положить на алтарь нацистского бога. Господи,всего два дня!

— Как насчет персонажей этого сборища?

— Откуда я знаю, черт возьми? Я пока что только тебе позвонил. Мы отправляем кассеты — президент Германии дал карт-бланш — на использование спутниковой связи в правительственных студиях — французской, британской и американской разведке; в нашем случае все вопросы и пресс-релизы должны поступать тебе.

— Никаких сообщений для публики! Атмосфера по всей стране и так накалена, может стать хуже, чем в период маккартизма. Уже имели место беспорядки, а в столице штата Трентоне организовали марш. Толпа начинала кричать «нацист» при одном лишь упоминании политиков, должностных лиц, профсоюзных лидеров и руководителей корпораций, которые хоть отдаленно связаны с людьми; чью деятельность открыто расследовали. И это только начало.

— Одну минуту, — воскликнул Лэтем, — подожди!Ведь это Гарри привез из долины Братства сотни первых имен?

— Конечно.

— А согласно записям МИ-6, он ясно выразился, что надо разобраться не только с этими людьми, но и со всем их окружением.

— Естественно, таковы правила.

— А потом, когда имена стали известны, от высшего командования нацистов поступил приказ убить Гарри, верно?

— Все так.

— Почему?.. Почему, Уэс? Они охотились на меня, как голодная волчья стая за овцой.

— Этого я так и не понял.

— Возможно, я начинаю понимать. Больно говорить, но предположим, Гарри действительно подсунули не те имена. Нарочно, чтобы создать ту атмосферу, которую вы только что обрисовали.

— Насколько я знаю твоего брата, он бы на фальшивку не купился.

— А что, если у него не было выбора?

— Он был в своем уме. И выбор у него конечно же был.

— А если он все-таки... был не в своем уме? Герхард Крёгер — нейрохирург, и он рисковал собственной жизнью в Париже, чтобы убить Гарри. По одному сценарию его — то есть меня — должны были обезглавить, по другому — последним выстрелом разнести мне голову... левую часть головы.

— Я считаю, надо произвести вскрытие, — сказал директор отдела консульских операций и потом добавил: — Когда будет возможно. А сейчас нам надо как можно быстрее действовать и остановить фанатиков, готовых уничтожить сотни тысяч людей в Париже, Лондоне и Вашингтоне.

— Ягер четко высказался, Уэс. Токсичные вещества в резервуарах.

— Я не специалист по водопроводным сооружениям, но кое-что о них знаю. Господи, в разное время мы все учитывали их с точки зрения тактической диверсии и всегда отвергали.

— Почему?

— Очень уж трудоемкая задача. Чтоб отравить воду больших городов, потребовалась бы колонна тяжелых грузовиков в три-четыре мили длиной, а такое не скроешь. Да и доступ к резервуарам для такого огромного числа машин абсолютно невозможен. Там заграждения — как тюремные преграды, по всем сторонам сигнализация; при проникновении в охранную башню поступает сигнал тревоги и сразу начинается проверка.

— Я бы сказал, вы здорово разбираетесь, господин директор.

— Чушь, эту информацию знают или легко могут узнать бойскауты и уж конечно все инженеры на государственной службе.

— Итак, ты исключил землю, а с воздуха?

— Также невозможно. Потребовалось бы по крайней мере две эскадрильи низколетающих грузовых самолетов с прицельным выбросом материалов около водонапорных башен для попадания в канал. Скорее всего, они бы столкнулись, а если нет — подняли бы оглушающий грохот над этим пространством, не говоря уже о том, что угодили бы в поле зрения радара.

— Ого, так ты действительно учитывал такого рода диверсию?

— Ты не хуже меня знаешь, Дру, просчитать все возможные варианты — неотъемлемая часть игр, в которые мы играем.

— Это не игра, Уэс. Этот мерзавец не шутил. Он нашел способ и собирается его осуществить.

— Тогда нам лучше поскорее приниматься за работу. Я буду на связи с МИ-5 и Кэ-д'Орсей. А ты займись опознанием тех, кто был в том доме на Рейне. Обращайся к Клоду, в МИ-6 и немецкую разведку. Каждый из этих фанатиков к завтрашнему дню должен сидеть в тюрьме. И возьмитесь сначала за тех, кто не немцы, не дайте им уехать из страны.

* * *

Следующие двадцать четыре часа правительственные компьютеры яростно вращали дисками, выдавая отдельные фотографии разведслужбам Германии, Франции, Англии и Америки. Из тридцати шести человек, оравших «Sieg Heil, Gunter Jager», семнадцать оказались немцами, семеро — американцами, четверо — британскими подданными и пятеро французскими; личности троих не установили, и они, по всей вероятности, уже вылетели из страны. Всех опознанных арестовали и держали в одиночном заключении, не давая объяснений и не разрешая звонить по телефону. В том случае, если дело касалось известных людей, для семей придумали неожиданные командировки, затянувшиеся конференции, куда их якобы отправили их собственные компании.

— Это возмутительно! -орал владелец химического завода в Германии.

— Как и ваши дела, — парировал немецкий полицейский.

Оставался лишь Гюнтер Ягер со своим штатом в скромном уединении на берегу Рейна, его держали в неведении относительно событий последних суток. Это было многостороннее решение командования, поскольку никто из пленных нацистов не мог дать никаких точных данных относительно «Водяной молнии». Варианты развития событий, предложенные ими в надежде на лучшее обращение и снисходительность, были абсолютно неосуществимы и поэтому неверны. Даже истеричный Ханс Траупман после просмотра записей своих грязных сексуальных экспериментов не мог предложить ничего существенного.