— А держать язык за зубами они умеют, Эллиот? — поинтересовался Уоррелл.

— Я бы доверил им свою жизнь, сэр, — заверил наставника курсант Эллиот.

— Но ты салабон, Эллиот. Мусор под ногами. Ночная поллюция. Использованная прокладка. Кусок туалетной бумаги. А в этой операции примут участие в основном старшекурсники. Лучшие из лучших. Настоящие боги, Эллиот. Настоящие боги.

— Сэр, даже такая прокладка, как я, доверил бы моим друзьям жизнь этих настоящих богов.

— Я беру на себя ответственность за все военные и стратегические аспекты этой сверхсекретной миссии, дубина. Уже на будущий год я буду во Вьетнаме, стану убивать косоглазых, жечь деревни, наводить порядок и вообще задам азиатам жару. А ты, Эллиот, будешь отвечать только за транспортировку. Ты всего лишь прыщ на заднице, сперматозоид настоящего старшекурсника из Цитадели. Я научу тебя всем тонкостям военного мастерства.

— Сэр, позвольте мне заняться транспортировкой.

В среду вечером, накануне матча с Фурманом, пятнадцать курсантов из роты G, одетых в камуфляжную форму, собрались, чтобы получить последние инструкции от Пиннера Уоррелла. Уже в пятый раз они вместе шаг за шагом проработали каждую деталь набега на кампус Университета Фурмана. Каждая группа должна была расписать как минимум три здания, а затем быстро отступить к месту сбора, чтобы успеть в Чарлстон до утренней побудки. Главное в этом деле — фактор времени, повторял Уоррелл снова и снова. Пятнадцать курсантов сверили часы, а Пиннер еще раз повторил каждому его задачу. Они погрузили в три машины, припаркованные в Хэмптон-парке, недалеко от корпусов Цитадели, банки с краской, кисти, ножницы для колючей проволоки и алкоголь. В десять тридцать, когда над казармами прозвучал сигнал отбоя, пятнадцать курсантов уже стояли у боковых ворот. Они вместе выскочили из ворот и, пробегая мимо младшего сержанта, дружно закричали: «Всем в помещение!» — а потом, нырнув в темноту, кинулись к железнодорожным путям за зданием факультета военных наук. Курсанты должны были вернуться в Цитадель к утренней побудке в шесть пятнадцать, а Гринвилл находился в двухстах десяти милях от них.

Кэйперс, Майк и я, сидевшие каждый в своей машине, еще раз проверили время, завели мотор и стали ждать, пока курсанты наконец продерутся сквозь кусты азалий вдоль железнодорожных путей. Ни один из нас ни секунды не колебался, когда Джордан позвонил с просьбой о помощи. Во имя дружбы мы были готовы гнать машины на полной скорости из одного конца штата в другой.

Джордан залез на переднее сиденье, вслед за ним, как стрелок-наблюдатель, забрался его командир Пиннер Уоррелл, а потом на заднее сиденье с криками «давай, давай, давай!» плюхнулись трое старшекурсников — и я нажал на газ.

Первым, сжигая резину, сорвался с места «Понтиак GTO» Кэйперса, за ним — красный «Шевроле 57», который Майк содержал в отличном состоянии. У меня был более тихоходный серый «Шевроле 59» со смешными задними крыльями, придававшими ему допотопный вид, но так как это была моя первая машина, я любил ее именно за непритязательность и отсутствие стиля. Из трех машин моя была не самой быстроходной, но на автостраде показывала себя не хуже других.

Мы пролетели по улицам Чарлстона на скорости семьдесят пять миль в час и выскочили на шоссе I-26, врубив на полную громкость рок-музыку, под звуки которой курсанты для храбрости время от времени прикладывались к бутылке. Будучи первокурсником, Джордан помалкивал в тряпочку, и мне приходилось слушать разговор явно нервничающих старшекурсников и одновременно следить за задними огнями машины Майка, чтобы не оплошать во время этой двухчасовой гонки со средней скоростью сто пять миль в час.

Минут за пятьдесят мы проехали Колумбию, отмахав добрую сотню миль и оставив за спиной Чарлстон, и наконец где-то впереди справа увидели огни города. Подъезжая к Ньюберри, я неожиданно заметил в зеркале заднего вида синюю мигалку патрульной машины дорожной полиции и нажал на тормоз, но Уоррелл успокоил меня, сказав, что патрульный — выпускник Цитадели и он тоже посвящен в план. Патрульный автомобиль обогнал наши машины и поехал впереди, освещая синим светом дорогу через сосновые леса Каролины. Во время медленного подъема в гору севернее Гринвилла я буквально чувствовал, как земля под нами вздымается, передавая энергию приближающимся горам. Мне еще не приходилось ездить на такой бешеной скорости и на такие огромные расстояния, как тогда, когда мы стрелой летели через штат Южная Каролина в сопровождении машины дорожного полицейского с кольцом Цитадели на пальце.

На подъезде к Клинтону я краем глаза увидел свет фонарика, мигающего с путепровода над нами. А далеко впереди на путепроводе перед нами я заметил ответную вспышку, исчезнувшую так быстро, что я даже не был уверен, видел ли я ее на самом деле. В моем мозгу смутно отложилось, что это был какой-то сигнал, но я настолько сосредоточился на дороге, что вспомнил об этом только на следующий день. Когда мы подъехали к Гринвиллу, Пиннер Уоррелл еще раз заставил курсантов повторить задачу шаг за шагом, чтобы удостовериться, что каждый член его команды назубок знает свою роль.

— Виг, ты берешь на себя библиотеку. Просто напиши на фасаде слова «Бульдог» и «Цитадель». На заднюю часть наплевать. Это относится к каждому. Все должны быть здесь ровно в три ноль-ноль. Все поняли, господа? А тебе, дубина, все ясно?

— Сэр, да, сэр, — отрапортовал Джордан.

— А ты, подтирка, возьмешь на себя женское общежитие, — приказал Уоррелл Джордану. — И не вздумай нюхать белье на веревке.

— Постараюсь держать себя в руках, сэр, — ответил Джордан, и старшекурсники на заднем сиденье заржали.

— Гнойный прыщ, — произнес Уоррелл с теплотой в голосе.

Тем временем мы уже сворачивали с шоссе, увидев указатель поворота на Университет Фурмана.

— А твоя задача, Пиннер? — спросил кто-то с заднего сиденья.

— Командир группы всегда берет на себя самую трудную задачу, — заявил Уоррелл. — Я буду писать на церкви слова: «На хрен дохлого Паладина Фурмана. Цитадель рада, что убила его».

— Ты чокнутый, Уоррелл! — с восхищением отозвался тот же голос. — Чистый псих.

— Спасибо, — сказал Уоррелл. — Большое спасибо. Вот что будет поддерживать меня во Вьетнаме: парни вроде вас, способные расписать стены общежития. Но только Уоррелл мог додуматься испачкать краской церковь баптистского кампуса.

— Но ты же сам баптист, Уоррелл.

— Я машина для убийства, Доббинс, — поправил его Уоррелл. — И мы сейчас на гребаной войне.

Когда я остановился за автомобилем Майка около девятифутовой сетки, окружавшей кампус Фурмана, Уоррелл сказал:

— Ты, Макколл, пришелся бы под стать парням из Цитадели. Какой стыд отдавать такого мужика, как ты, в школу для маменькиных сынков Каролины! Пошли, парни. С этой минуты абсолютная точность. Военная точность. Наш план безупречен. Только человеческий фактор может все изговнять. Но, господа, в армии Уоррелла нет места такой штуке, как человеческий фактор.