— Джек слишком застенчивый, — отозвался Джордан. — Он еще не скоро будет твердо стоять на ногах.

Неожиданно мы услышали сзади чей-то голос:

— Курсант Эллиот!

Мы подняли глаза и увидели старшекурсника из Цитадели, остановившегося за спиной у Джордана. Джордан тут же вскочил и замер по стойке «смирно», а потом согнул ноги в коленках, чтобы показать, что прямо-таки дрожит от страха.

— Отставить, Эллиот. Вольно. Я обедаю здесь со своими родителями. Я не мог не заметить, что ты расстегнул молнию на форменной куртке. Это привилегия офицеров.

— Я не специально, сэр.

— Зайди ко мне в комнату за десять минут до отбоя, балбес, — приказал курсант и, улыбнувшись, посмотрел на Шайлу.

Он уже собирался было представиться, но тут я схватил его за ухо и притянул к себе его голову.

— Послушай, гнойный прыщ, — прошептал я ему прямо в покрасневшее ухо. — Я пациент психушки на Булл-стрит. Я убил свою мать. Вонзил ей в глаз мясницкий нож. Я не собираюсь тебя трогать, но если мой кузен Джордан скажет мне, что ты… — И с этими словами я взял со стола нож.

— Отпусти его, Джек, — вмешался Джордан. — Прошу прощения, сэр. Моего кузена не часто выпускают из больницы.

— Я его сиделка, курсант, — улыбнулась Шайла. — Надеюсь, он вас не слишком напугал. Придется увеличить дозу.

Я освободил испуганного старшекурсника, и тот, облегченно вздохнув, произнес:

— Спасибо, Эллиот. С докладом можешь не приходить. Развлекайся.

— Спасибо вам, сэр, — ответил Джордан. — Не хотите ли присоединиться к нам, сэр?

— Моя мать не страдала, — утешил я курсанта. — Мгновенная смерть.

Курсант поспешно ретировался, а Джордан, хихикнув, сказал:

— Его зовут Мэнсон Самми, и он самый подлый сукин сын из всех. Он ест салаг на завтрак и хвастает, скольких из них он выжил из училища.

— Пусть бы и тебя выжил. Приезжай в Каролину, — предложила Шайла. — У нас общежитие забито девушками, и все они готовы облизать тебя с ног до головы. У нас полно выпивки, вечеринка за вечеринкой, играет настоящий биг-бэнд…

— Тогда почему Джек такой одинокий? — поинтересовался Джордан и, перегнувшись через стол, сжал мне руку.

— Потому что он Джек, — объяснила Шайла. — Он думал, что мы все вырастем — ты, я, Кэйперс, Майк, Ледар и он — и будем жить вместе, в одном большом доме.

— И что в этом плохого? — обиделся я.

— Для меня это звучит как музыка, — улыбнулся Джордан и втянул носом воздух, так как в этот момент из кухни прибыл его стейк.

— Это непрактично, — отозвалась Шайла. — И никакого воображения.

— Зато свидетельствует о хорошем вкусе, — возразил я. — Я знаю, кто мои друзья.

Джордану потребовался еще месяц такой жизни, чтобы наконец найти решение, причем достаточно фантастическое; оно позволило ему вылететь из Цитадели, но так, что он смог уйти с высоко поднятой головой и даже получить благословение отца. Его отец свято верил, что Цитадель укрепит сына именно в тех местах, которые жена в отсутствие супруга слишком размягчила. Как надеялся генерал, военная школа исправит то, что не получилось у него самого, другими словами — сделает Джордана абсолютно не похожим на мать.

Разработанный Джорданом план требовал помощи друзей из Университета Южной Каролины, и план этот продемонстрировал, что Джордану удалось развить природный дар стратега. У него всегда была ясная голова, а стресс казарменной жизни лишь усилил его способность мгновенно принимать правильные решения.

Двумя неделями раньше десять курсантов Цитадели взяли отпуск на уик-энд за полмесяца до ежегодного футбольного матча между Цитаделью и Университетом Фурмана и выкрали арабского скакуна, бывшего у студентов университета чем-то вроде талисмана. Паладин был смирным животным, грациозным и легкоуправляемым, но курсанты уж больно торопились поскорее вывести коня, и в спешке двое парней, слишком пьяных, чтобы правильно взнуздать чужого жеребца, его ослепили. Когда до них дошло, насколько серьезно они повредили талисман, курсанты сделали то, что сочли наиболее гуманным: уложили животное выстрелом в голову. Но один из курсантов принял неверное решение, написав аэрозольной краской на теле убитого коня слово «Цитадель».

Фурман и Цитадель яростно соперничали друг с другом и до этого инцидента. Теперь же для баптистского колледжа, расположенного на холмах Гринвилла, Цитадель стала воплощением всего демонического и мерзопакостного. Благовоспитанные и миролюбивые студенты Фурмана пришли в дикую ярость, когда по кампусу распространилась новость о таком невиданном зверстве. Фотография убитой лошади появилась на первых страницах всех газет штата. Начальник Цитадели, генерал Наджент, опасаясь ответного удара, приказал всем курсантам не покидать расположения училища до того дня, когда должен был состояться футбольный матч. Несколько братств колледжа Фурмана поклялись в память об убитом Паладине повесить бульдога Цитадели на флагштоке здания Законодательного собрания штата.

Воскресным утром первый сержант Мэнсон Самми навещал свою девушку в колледже Фурмана, когда в газете «Гринвилл морнинг ньюс» появилась фотография убитого коня. Поцеловав девушку на прощание у дверей общежития, сержант направился к своей машине, где его встретили пятьдесят студентов Фурмана, включая половину футбольной команды.

Два дня спустя Мэнсона Самми вернули в Цитадель, предварительно обрив ему голову и гениталии, натянув на него женские трусы, измазав пометом и украсив куриными перьями с ближайшей фермы. Они написали слово «Фурман» на шести зданиях Цитадели, включая часовню. Обнаружив Мэнсона, избитого и закованного в цепи, посреди плаца, курсанты поклялись жестоко отомстить. Но генерал Наджент после переговоров с губернатором и ректором Университета Фурмана распорядился не выпускать курсантов из комнат и выставил вокруг училища оцепление, дабы предотвратить дальнейшие набеги студентов Фурмана. Напряжение между двумя учебными заведениями достигло опасного уровня, и обе футбольные команды поклялись выиграть матч, который должен был состояться в следующую субботу в Чарлстоне. В воздухе сгустилась неуправляемая и тем более опасная мужская энергия, а Цитадель напоминала находящееся в осаде маленькое воюющее княжество. Слово «Фурман» стало ругательным в устах возбужденных курсантов, которые после унижения и избиения Мэнсона Самми начисто забыли о гибели лошади Фурмана.

И тогда первогодок Джордан Эллиот пришел к командиру роты Пиннеру Уорреллу с блестящим планом, где военная стратегия сочеталась с библейским пониманием мщения. План был простой, но коварный, и старший курсант Уоррелл согласился его поддержать и даже принять в нем участие, если Джордан сумеет найти троих парней (не из Цитадели) и уговорит их сесть за руль машин, обеспечивающих отступление. Джордан заверил своего командира, что у него уже есть три водителя, идеально подходящие для этой операции, необходимыми условиями для проведения которой были любовь к быстрой езде и страсть к риску.