без смущения взяла меня под руку и громко заявила: «Наконец-то и у меня будет кавалер!..» Мне хотелось послать эту странную пастушку ко всем чертям, тем более что её нескромные откровения заставляли меня опасаться сцены с участием императора, которая могла бы меня скомпрометировать. Я всячески искал случая освободиться от неё, когда предлог нашёлся сам.

Я уже сказал, что при входе на бал почти все женщины снимали маски, что делало собрание гораздо привлекательнее. Некоторые мужчины делали то же самое, в основном из-за жары. Это допускалось до тех пор, пока мужчин без масок было не очень много, потому что если бы это сделали все, то в масках остались бы только два человека, и было бы очевидно, что это император и генерал Дюрок. Тогда у Наполеона пропало бы всё удовольствие от бала, на который он являлся инкогнито, разыгрывая некоторых гостей и слушая, что говорят вокруг. И вот в тот момент, когда я больше всего хотел быть подальше от госпожи X и когда многие мужчины были, как и я, с открытыми лицами, молодые секретари посольства Марескальки пробежали по залу, приглашая нас надеть маски. Моя маска была в кармане, но я сделал вид, что забыл её на банкетке в соседнем зале, и под этим предлогом отошёл от навязчивой пастушки, пообещав скоро вернуться…

Наконец-то отделавшись от этого кошмара, я поспешно поднялся на второй этаж, где, пройдя через спокойные салоны для игр, в самом конце обнаружил отдельную комнату, слабо освещённую неярким светом алебастровой лампы. Там никого не было. Я снял маску и, угощаясь прекрасным шербетом, радовался, что ускользнул от госпожи X, когда два человека в масках, полноватые, небольшого роста, завёрнутые в чёрное домино, вошли в мой маленький салон. «Здесь нам будет спокойно», — сказал один из них. Затем он назвал меня по имени и сделал знак приблизиться. Хотя я не видел его лица, но, находясь в доме, где собирались все князья и сановники империи, я понял по властному жесту, что это высокопоставленное лицо. Я подошёл, и незнакомец тихо сказал: «Я Дюрок, со мной император. Его Величество очень устал. Его утомила жара, он желает отдохнуть в этой удалённой комнате. Останьтесь с нами, чтобы отвести подозрения людей, которые могут войти».

Император сел в углу в кресло, повёрнутое к стене салона. Мы с генералом сели в два других, которые мы приставили спинками к его креслу, так чтобы закрыть его. Мы сидели лицом к входной двери. Генерал оставался в маске и предложил мне разговаривать, как будто я нахожусь с моими товарищами. Император снял маску, попросил у генерала два платка и стал вытирать пот, стекающий по лицу и шее. Затем, легонько стукнув меня по плечу, он попросил меня (именно попросил), чтобы я сам принёс ему стакан холодной воды. Я быстро побежал в буфет одного из соседних салонов, взял стакан и наполнил его водой со льдом. Но в тот момент, когда я нёс его к комнате, где находился Наполеон, ко мне подошли двое высоких мужчин, одетых шотландцами, и один сказал мне тихо на ухо: «Отвечает ли господин начальник эскадрона Марбо за воду, которую он несёт?» Я налил эту воду из одного из многочисленных кувшинов в буфете, где могли пить все. Эти двое были, конечно, агентами безопасности, в маскарадных костюмах расставленными повсюду. Многие из них должны были наблюдать именно за императором, не стесняя его своей навязчивостью. Они следовали за ним на почтительном расстоянии, готовые в случае необходимости прийти к нему на помощь.

Наполеон принял от меня воду с явным удовольствием. Я думал, что его мучит сильная жажда, но, к моему удивлению, он сделал только маленький глоток, затем поочерёдно обмакнул платки в ледяную воду и попросил меня приложить ему один платок к затылку, а второй он сам приложил к лицу, повторив несколько раз: «Ах, как хорошо!., как хорошо!..» Генерал Дюрок возобновил разговор со мной. Он касался в основном нашей Австрийской кампании. Император сказал мне: «Вы отличились в ней. Особенно при штурме Ратисбонна и переправившись через Дунай. Я этого никогда не забуду и скоро докажу, что доволен вами».

Хотя я не мог понять, в чём будет заключаться новая награда, моё сердце прыгало от радости!.. Но вот ужас! В маленький салон вошла несносная пастушка, госпожа X! «Вот вы где! Я пожалуюсь вашей кузине, что вы негалантный кавалер! — вскричала она. — Вы меня покинули, а я чуть не задохнулась от жары! Я вышла из танцевального зала, там слишком жарко. Я вижу, что здесь очень хорошо, я здесь отдохну». И она уселась рядом со мной.

Генерал Дюрок замолчал, а Наполеон сидел неподвижно, повернувшись спиной и закрыв платком лицо. Он застыл ещё больше, когда пастушка дала волю своему языку, не заботясь о наших соседях, считая, что я совершенно их не знаю. Она стала рассказывать, что несколько раз она, казалось, узнала в толпе того, кого искала, но не смогла к нему подойти. «Мне необходимо с ним поговорить, — говорила она, — он должен удвоить мою пенсию. Я знаю, что мне стараются навредить, потому что в молодости у меня были любовники! Но, чёрт возьми! Достаточно хоть минуту послушать, что делается вокруг, чтобы понять, что они есть у всех! Разве у его сестёр нет любовников?.. А у него самого?.. Зачем он сюда приходит, если не поговорить свободно с хорошенькими женщинами?.. Говорят, что мой муж воровал. Но бедняга просто взялся за это поздно и неловко! Впрочем, те, кто осуждает моего мужа, разве они не воруют? Или все эти особняки и земли они получили в наследство? А сам он разве не воровал в Италии, в Египте, повсюду?» — «Но, мадам, разрешите вам заметить, что это не так и что я тем более удивлён вашими речами, что сегодня утром мы увиделись с вами впервые!» — «Ба! Но я говорю правду всем! И если он не даст мне хорошей пенсии, я и ему скажу или напишу всю правду. Я ничего не боюсь!» Я чувствовал себя как на раскалённых углях, я с радостью оказался бы сейчас во главе кавалерийской атаки или во рву перед укреплениями Ратисбонна! Что меня немного утешало, так это то, что мои соседи должны были понять из её болтовни, что не я привёл её на бал, что в этот день я увидел её в первый раз и что я сбежал от неё, как только смог.