Пожалуй, так и есть. После ужасной новости, касающейся вероятной болезни великого дофина, у Атто просто не было другого выхода. Он должен был сказать мне, что письмо Евгения поддельное, потому что как иначе он мог заручиться моей поддержкой? Если бы он еще и поведал мне, что отнюдь не слеп, то потерял бы мое доверие целиком.

Между тем Симонис был готов вернуться в Место Без Имени. Он забросил на плечо свой мешок, с которым не расставался в последнее время, накрыл голову клеенкой, найденной в подвале, и вышел на улицу.

– Мы непременно должны выяснить, как летает этот чертов корабль! – резко сменил тему Атто, едва грек скрылся из виду. – Это величайшее открытие всех времен! Войско, обладающее таким кораблем, может выиграть любую войну. Можно сбрасывать с него бомбы, которые будут попадать гораздо лучше пушек. Можно выяснить расположение вражеских батальонов, их силу, рельеф местности, все! Более того, можно заранее знать, приближается ли буря или же пересохла ли река – все, что полезно при ведении войны.

Совершенно типично для аббата Мелани – хвалить корабль только за его вероятное применение в войне. Он оставался все тем же интриганом. Чем больше его что-то потрясало, вот как этот загадочный аппарат, ставивший под сомнение все знание мира, тем больше он уходил в практическое, твердое зерно своей шпионской деятельности.

– Если бы я только мог рассказать об этом наихристианнейшему королю… – вздохнул он. – Это было бы триумфальное возвращение! Все бы сказали: аббат Мелани снова советует его величеству в важных военных вопросах.

– Я действительно понятия не имею, синьор Атто, как летает этот корабль… – покачал я головой.

– Мы поговорим об этом позже, – перебил он меня. – Теперь, когда этот идиот ушел, я должен рассказать тебе кое-что важное.

Речь шла о мелодии Грегорио Строцци, которую, как показалось Атто, он слышал в музыке янтаря.

Мелани пояснил, что на рукописных копиях сонаты Строцци на полях была цитата из Экклезиаста: «Vae soli, quia cum ceciderit, non habet sublevantem se». Что означает: горе солнцу, ибо если оно упадет, то никто его не поддержит. Эта фраза внезапно пришла в голову Атто, когда он услышал, что камни янтаря наигрывают сонату Строцци (если так можно сказать).

– Значит, Симонис был прав, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду? – тут же насторожился Атто.

– Вам стало плохо, поэтому вы не слышали этого, но он сразу понял, что ваши слова из трудов Экклезиаста.

– Смотри-ка, смотри-ка, – заметил Атто, – ученость, достойная богослова! Тебе не кажется это несколько странным для подмастерья трубочиста?

– Симонис – нищий студент, синьор Атто, а они могут быть очень образованными.

– Ну да ладно, – раздраженно отмахнулся он. – Может быть, ты сможешь объяснить мне, почему камни янтаря наигрывали эту сонату Строцци?

– Не имею ни малейшего понятия. Я бы сказал, что корабль хотел подсказать нам разгадку «soli soli soli».

Атто опять раздраженно отмахнулся. Как я уже отмечал ранее, он не придерживался того мнения, что в игру вступили некие таинственные силы. Необъяснимые события он предпочитал объяснять тем, что просто не хватает человеческого, включая и его собственного, знания.

Не обращая внимания на мое замечание, Мелани продолжал: как и слова аги, цитату из Экклезиаста можно перевести иначе, играя с различными значениями слова «soli».

– Не «горе солнцу», а «горе одинокому». Горе тому, кто одинок, как Иосиф, потому что если он упадет, то не будет никого, кто поддержал бы его, – заключил Атто.

– Тогда «soli soli soli» в высказывании аги тоже имеют двойное значение, – таков был мой вывод. – Значит, Христо был прав!

– Ах да, этот студент из Болгарии. Скажи мне точно, что он написал в той предсмертной записке.

– Записочке, которая была спрятана в шахматной доске? Он написал: «шахматы, шах мат, король повержен». А когда мы нашли его тело, в руке он сжимал белого короля.

– Точно, – удовлетворенно заметил Мелани, но лицо его тут же омрачилось. – Если бы ты рассказал мне все это раньше…

Он помолчал. Вероятно, он понял, что я не рассказывал ему подробности смерти Христо потому, что в то время еще не доверял. Впрочем, и теперь, когда раздражение мое улеглось, у меня не было желания снова затрагивать эту тему. А он опять заговорил:

– Я рассказывал тебе историю о двух осадах, которыми командовал Иосиф в Ландау?

– Конечно, синьор Атто.

– И рассказывал о французском коменданте Мелаке, который рыцарски предложил Иосифу не стрелять в него?

– Да, я помню об этом.

– Хорошо. Тогда ты вспомнишь и мое объяснение его поведению: старые добрые военные правила напоминают правила шахмат, где короля противника никогда не убивают. «Шахи мат» означает «король побежден», «у короля больше нет выхода», но не «король убит». Ваш друг-болгарин, должно быть, мучился этой мыслью, мыслью о короле и его судьбе.

– И что это означает?

– Это означает, что записка вашего болгарского друга и «soli soli soli»… что ж, это одно и то же.

– Как это?

– «Soli soli soli» можно еще перевести иначе, – продолжал Атто, – если первое и третье «soli» использовать в том же значении, что и в том предложении, которое выгравировано на пушках французского короля, а второе – не как дательный падеж единственного числа от «солнце», а переводить равнозначно первому «sol», то есть как «одинокий» или «человек, который один».

– Тогда вышло бы… «к единственному человеку, который одинок на земле»?

– Вот именно.

– К единственному человеку, который одинок на земле… Звучит несколько странно, – заметил я.

– Но это подходит. Если это объяснение правильно, то ваш друг перед смертью понял истинный смысл послания турок: «Мы пришли к Золотому яблоку, то есть в Вену, к единственному человеку, который одинок на земле». Одинокий человек, как король, когда тот становится жертвой шаха и мата: король повержен, король один.

– А почему Иосиф должен был стать жертвой шаха и мата?

– Это тоже можно понять из того, что я рассказывал тебе на днях, – ответил Мелани.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – наконец произнес я в тишине, возникшей в комнате. – Иосиф один, и он это знает. Поэтому он и пытается заключить мир со всеми старыми врагами: на западе – с Францией, на востоке – с османами и венгерскими повстанцами, на юге, в Италии, с папой, против которого он три года назад даже посылал в бой войска. Союзники его императорского величества – голландцы и англичане, но на самом деле они – его заклятые враги. Они тайно ведут переговоры с Францией и опасаются, что, если Иосиф выйдет из войны победителем или заключит мир с «королем-солнце», может не сработать их план занять достойное место среди европейских держав. В Испании против французов сражается его брат Карл, однако он с детства ненавидит Иосифа. И Евгений, верховный главнокомандующий его войском, тоже ненавидит его, потому что Иосиф отнял у него часть славы в битве при Ландау. Император одинок. Так одинок, как никто более на свете.