У Рут мурашки побежали по коже, когда она вспомнила, как человекокроту показалось, что он услышал ее, — он таки ее услышал!

— Вы говорили с ним? — тихо спросила Рут.

— Незадолго до его смерти, — сказал Харри. — Поверьте мне — хорошо, что вы испугались.

Дверь в комнату Рои открылась, и оттуда, украдкой бросив на них взгляд, стыдливо вышел человек. Аннеке Сметс потребовалось несколько минут, чтобы привести себя в порядок. Харри и Рут дождались, когда она займет свое место в дверях.

— Моя свидетельница чувствует себя виноватой, — объяснил Аннеке по-нидерландски Харри. — Она думает, что могла бы спасти Рои, если бы не боялась выйти из стенного шкафа.

— Единственное, чем твоя свидетельница могла бы спасти Рои, — это стать ее клиенткой, — ответила Аннеке тоже по-нидерландски. — Я хочу сказать, она должна была стать клиенткой вместо того, кого выбрала Рои.

— Я тебя понимаю, — сказал Харри, но переводить это для Рут не счел нужным.

— А я думала, ты уже на пенсии, Харри, — сказала Аннеке. — Чего это ты еще работаешь?

— Я не работаю, — сказал Харри Аннеке.

Рут могла только догадываться, о чем они говорят.

На пути назад в отель Рут заметила:

— Она здорово растолстела, эта девушка.

— Еда лучше героина, — ответил Харри.

— А вы знали Рои?

— Рои была моим другом, — сказал ей Харри. — Мы как-то даже собирались вместе съездить в Париж, но этого так и не случилось.

— Вы с ней спали когда-нибудь? — отважилась спросить Рут.

— Нет. Но хотел! — признался Харри.

Они снова пересекли Вармусстрат и вернулись в квартал красных фонарей, пройдя мимо старой церкви. Всего несколькими днями ранее тут грелись на солнышке южноамериканские проститутки, но теперь в открытых дверях стояла только одна женщина. Погода была прохладная, и женщина накинула себе на плечи длинную шаль, но все равно было видно, что на ней нет ничего, кроме бюстгальтера и трусиков. Проститутка была колумбийкой, и говорила она на творчески переработанном английском языке, ставшем главным языком де Валлена.

— Святая матерь, Харри! Ты будешь арестовать эта женщина? — выкрикнула колумбийка.

— Мы просто вышли прогуляться, — сказал Харри.

— Ты мне говорить, что ты на пенсия! — в спину им сказала проститутка.

— Я и есть на пенсии! — откликнулся Харри.

Рут отпустила его руку.

— Вы вышли на пенсию, — сказала Рут голосом, которым она пользовалась на чтениях.

— Да, — сказал бывший полицейский. — После сорока лет работы…

— Вы мне не сказали, что вышли на пенсию, — сказала Рут.

— Вы не спрашивали, — ответил бывший сержант Хукстра.

— Если вы допрашивали меня не как полицейский, то в каком именно качестве вы меня допрашивали? — спросила его Рут. — Какие у вас есть полномочия?

— Никаких, — весело сказал Харри. — И я вас не допрашивал. Мы просто немного прогулялись.

— Вы на пенсии, — повторила Рут. — У вас слишком молодой вид для пенсионера. Сколько же вам лет?

— Пятьдесят восемь.

У нее снова мурашки побежали по коже, потому что именно столько лет и было Алану, когда он умер; и тем не менее Харри казался ей куда моложе — он и на пятьдесят не выглядел, и Рут знала, что он в прекрасной форме.

— Вы меня провели, — сказала Рут.

— Там, в стенном шкафу, когда вы смотрели сквозь щель в занавесках, — начал Харри, — происходящее интересовало вас как писателя или как женщину? Или и то и другое?

— И то и другое, — ответила Рут. — Вы продолжаете меня допрашивать.

— Я хочу сказать вот что: сперва я начал следить за вами как коп, а позднее я заинтересовался вами и как коп, и как мужчина.

— Как мужчина? Вы пытаетесь меня закадрить? — спросила его Рут.

— А еще и как читатель, — продолжал Харри, оставляя ее вопрос без ответа. — Я прочел все, что вы написали.

— Но как вы узнали, что свидетель — я?

— «Эта комната вся была в красном, а еще краснее ее делал красный колпак на торшере», — процитировал ей Харри из ее же романа. — «Я так нервничала, что проку от меня было мало, — продолжал он, — я не смогла даже помочь проститутке развернуть туфли носками вперед. Я подняла одну — и она тут же выпала у меня из рук».

— Хватит, хватит, — сказала Рут.

— Ваши пальцы были только на одной из туфель Рои, — добавил Харри.

Они уже вернулись в отель, когда Рут спросила его:

— И что вы теперь собираетесь со мной делать? Этот вопрос застал Харри врасплох.

— У меня нет никакого плана, — признался он.

В холле Рут сразу же увидела журналиста, который должен был брать у нее последнее интервью в Амстердаме. После этого день у нее был свободен. Она собиралась сводить Грэма в зоопарк. Еще она ориентировочно договорилась о раннем ужине с Маартеном и Сильвией, а с утра пораньше собиралась отправиться в Париж.

— Вы любите зоопарк? — спросила Рут у Харри. — А в Париже когда-нибудь были?

В Париже Харри выбрал отель «Дюк де Сен-Симон» — он слишком много читал об этом отеле, чтобы останавливаться где-то в другом месте. А когда-то он воображал, что остановится здесь с Рои, в чем и признался Рут. Харри обнаружил, что может говорить Рут что угодно, даже что купил лотарингский двойной крест (который он подарил ей) за гроши и что вообще-то купил его для проститутки, но та покончила с собой. Рут сказала, что этот крестик нравится ей даже еще больше из-за связанной с ним истории. (Все дни и ночи, что они провели в Париже, она не снимала крестика.)

В их последнюю ночь в Амстердаме Харри показал ей свою квартиру на западе города. Рут поразилась количеству книг в его библиотеке и тому, что он любит готовить и покупать еду и топить камин у себя в спальне даже в теплую погоду, когда можно спать с открытыми окнами.

Они спали вместе, а языки пламени мелькали на книжных шкафах. Уличный воздух шевелил штору — ветерок был мягкий и прохладный. Харри спросил, почему у нее правая рука сильнее и больше, и она рассказала ему всю историю о своих занятиях сквошем — включая и тягу к плохим любовникам, и Скотта Сондерса, и то, каким человеком был ее отец и как он умер.

Харри показал ей свое нидерландское издание «De muis achter het behang». «Мышь за стеной» была его любимой книгой в детстве, когда его английский был еще недостаточно хорош, чтобы читать по-английски почти всех авторов, писавших не по-нидерландски. Он читал по-нидерландски и «Шум — словно кто-то старается не шуметь». В кровати Харри читал ей вслух нидерландский перевод, а она цитировала ему английский текст по памяти. (О человекокроте Рут все помнила наизусть.)