Еще не успела улечься пыль от первого взрыва, как последовал второй, рядом. Не на шутку разошедшиеся вертолетчики всерьез решили стереть огрызающийся огнем квартал с лица земли. И все бы было ничего – если бы в нем не был я, если бы в нем не было ротмистра, если бы в нем не было никчемного придурка Козлова и его шефа с семьями и многих других, которых я не знал, которые не смогли вырваться из пылающего города, кто не участвовал в этой кровавой вакханалии – а кто просто сидел мышами в своих, в одночасье из крепостей превратившихся в ловушки квартир и ждал своей судьбы…

Черт…

Пахло газом, где-то через развалины пробивалось танцующее пламя, пыль не улеглась до сих пор – наверное, Голощекин меня уже схоронил, а может, решил сваливать от греха подальше. Что ж, если не выполнил приказ – его дело.

Че-е-ерт…

Пулемет я так и оставил – на краю развалин, запомнил где – мало ли, что потом. Автомат за спиной, не факт что целый – вон какая дрянь на меня падала, голова до сих пор раскалывается, а во рту привкус соленый – могло и автомат разбить таким же вот куском, что мне по башке прилетел. Запросто. И какой все-таки придурок автомат – основное оружие бойца, не пистолет даже для полицейских – из пластика делает? Написать, что он по прочности металлу не уступает, можно, бумага все стерпит – а на деле как? Выяснять бы не хотелось…

Пистолет в правой руке – на всякий случай. Развалины изнутри курятся дымком, руки уже все избиты, а кое-где и изрезаны. Как можно ближе к десантникам, они – сразу за развалинами, а там – как повезет.

И тут – как нарочно… Один из десантников с шумом увалился как раз в шаге от меня, удобное тут укрытие – полстены осталось, толстая каменная кладка. По сторонам он, естественно, не глядел – да и как в горячке ночного боя углядишь притаившегося в ожидании добычи – «языка» – разведчика. Подняв автомат, он выпустил длинную очередь, как-то еще дернулся – но было уже поздно…

Первым делом замер, проверил – пульс есть. Мог бы и сильнее оглушить, хреново так – со своими. Но делать нечего. Стараясь не светиться, не привлекать внимания, связал руки десантника заранее приготовленной веревкой, в рот засунул грязный носовой платок – больше просто под рукой ничего не было. Не поднимаясь, потащил десантуру в глубь развалин.

Десантник оказался крепким – задергался, метров десять не проползли. Ну значит, сейчас и познакомимся…

Навалился на него сверху – чтобы не вскочил, прижался губами к уху пленника…

– Слушай сюда, десантура! Я старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов. Если дошло – кивни.

Если бы фельдфебель не лежал, вжимаясь всем телом в острые грани битого кирпича, а стоял – то после услышанного он, скорее всего, упал бы. Русская речь – последнее, что он ожидал услышать в такой ситуации.

Первая мысль, которая пришла в голову, как только он немного пришел в себя, была – попался. И теперь – все, смерть будет избавлением. Фельдфебель, да и все десантники знали, что делали с русскими пленными бандиты в сорокалетнюю войну, хорошо знали и помнили – а сейчас лучше не будет.

Руки связаны.

Фельдфебель Чижик дернулся, попытался что-то сделать – и тут же почувствовал, как тот, кто тащил его, держа за ногу, остановился – а еще через секунду что-то большое и тяжелое, пахнущее потом и порохом, навалилось сверху. А потом были эти слова…

Что за ерунда? Быть не может – как вообще здесь оказался русский??? Может, просто террорист, хорошо знающий русский – а зачем ему тогда вообще с ним разговаривать – кончил, и все, если нет возможности запытать до смерти. Что за…

Чижик осторожно кивнул, как этого требовал тот, кто его пленил.

Неизвестный заговорил снова. Уже чуть громче.

– Сейчас я тебя развяжу, не. й разлеживаться. У меня три ствола, хоть одно слово громче, чем шепотом, пробухтишь, или какой х…ей страдать будешь – я тебя е….та, ракетой с. а на орбиту запущу, всосал?

Свой. Однозначно свой, такое не подделаешь. В арабском языке вообще нет аналогов русского мата, да и в других языках такого изобильного разнообразия нецензурных выражений нет. Русский мат нигде не учат, хотя это отдельный язык, на котором можно разговаривать, не прибегая к обычному литературному. Ни один араб, ни один иностранец так выругаться не сможет, даже если выучит ругательства – все равно они неуместно и натянуто будут звучать. Так свободно «выражаться» может лишь русский, для которого выругаться – что высморкаться.

Фельдфебель снова кивнул, показывая, что понял, – русский сделал какое-то неуловимое движение, и он вдруг почувствовал, что руки свободны. Тяжесть, давившая сверху, не дававшая встать, исчезла тоже.

– Не вставай, рикошетом зацепит, – прозвучало из темноты. Чижик вытолкнул языком изо рта какую-то тряпку, тихо выругался. Автомата не было – но пистолет в кобуре, если что…

– Это потерял? – На колени Чижику больно плюхнулся его автомат. Фельдфебель отметил, что человек, который его пленил, расположился грамотно – вон там еще одна разваленная стена, за нее шмыгнул – и все, а она метров пять, потом хрен найдешь. Да и про три ствола этот человек вряд ли шутил – не время и не место для шуток, да и человек, способный «взять» десантника Российской армии, шутить вряд ли будет.

– Кто ты? Какого хрена? – отплевавшись от ужасного вкуса во рту, спросил Чижик.

– Я же сказал – старший лейтенант Черноморского флота Александр Воронцов, отряд специального назначения. Выполняю особое задание, связь потерял. Вот и решил твоей воспользоваться.

– Что ж так-то… – удивительно, но после слов о потере связи Чижику разом стало лучше. Потерять связь для спецназовца, для десантника – позор, связь берегут как зеницу ока. Выходит… – облажался доблестный флот.

– Отставить трепаться! – разозлился собеседник. – Видишь, что творится! Я большую часть группы потерял. Триста метров от тебя, восточнее, – здание Министерства внутренних дел, там…

Ракеты рванулись одновременно с нескольких точек – пока остальные отвлекали огнем, ракетчики с ПЗРК занимали позиции. И теперь в сторону пяти вертолетов рванулись сразу шесть ракет…

– «Воздух»[168], пуск ракет, я подбит! – истошный крик резанул эфир, наушники наполнились ужасом и яростью. Пилот вертолета Шесть-четыре, который снизился, чтобы забрать остающихся внизу десантников, успел услышать лишь это, а также басовитый гудок системы предупреждения о приближающейся ракете – как что-то сверкнуло – и тут же вертолет тряхнуло, как будто расшалившийся великан ударил по вертолету кулаком.

Вертолет опасно качнулся, стена находящегося рядом здания поплыла навстречу – но пилот изо всех сил налег на ручку управления, парируя движение вертолета, – и вертолет, пусть и тяжелораненый, подчинился.