Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Динка смотрела на синие, худые лица, на грязную рвань, сквозь которую видно было тело, на длинные, как плети, руки, жадно хватающие подачку…
Прижавшись к краю стола, Динка с мольбой взглядывала на толстую, румяную торговку, перед которой на жаровне стоял целый чугун горячего борща с мясом.
У Динки не было денег… А торговка, заметив ее умоляющий взгляд, холодно сказала:
– Всех не накормишь! А их тут, как собак нерезаных! Идите себе, барышня. Не хочете кушать, так отойдите от стола.
Динка отошла и вдруг увидела мальчика. Присев под столом, он шарил по земле руками, выбирая картофельную шелуху. Мальчику было лет десять… Динка нагнулась, тронула его за плечо. Он сердито стряхнул ее руку и поднял голову… У него были зеленые раскосые глаза, худое скуластое лицо и сбившиеся клочьями, давно не стриженные волосы. Из-под волос оттопыривались большие, бледные уши, на одном из них, около самой мочки, была глубокая ранка, покрытая струпьями и засохшей кровью.
– Мальчик, мальчик… – дрожащим шепотом позвала Динка. – Пойдем к нам, я дам тебе хлеба с горчицей! Пойдем, пойдем… Мы сядем за стол, там хорошая еда… Я очень люблю хлеб с горчицей…
– Какая еще горчица?..
Мальчик секунду подумал и, потянув к себе Динкин ридикюльчик, хрипло спросил:
– Деньги есть?
– Нету… У меня ничего нет. Пойдем к нам домой…
– Дура! – грубо выругался вдруг мальчишка и, скорчив страшную рожу, показал Динке кулак. – Мотай отсюда! Дура! – Он прошипел какое-то ругательство и злым шепотом добавил: – Мотай, говорю! Ишь сытая морда! Горчица!..
Динка в испуге попятилась назад и, не оглядываясь, пошла от стола. Ей было и жалко, и обидно, и особенно потрясло ее то, что мальчишка назвал ее «сытой мордой»…
Динка машинально ощупала свои щеки, провела пальцем по губам. Ей показалось, что красные щеки ее раздались, а губы выпятились вперед, и все это действительно стало похоже на «сытую морду»… Да, наверно, очень похоже, если голодный мальчик так сразу возненавидел ее и показал кулак.
Динка шла несчастная, подавленная, с каждым шагом все больше и больше убеждаясь в том, что у нее не лицо, а какая-то большая «сытая морда», которая, конечно, противна каждому голодному человеку.
Динка шла не оглядываясь, и вдруг за спиной ее раздался визгливый крик, потом поднялся невообразимый шум, топот ног, все зашевелилось, забегало…
– Держи, держи!..
– Держи вора!..
– Вон он! Вон! Держи! Сало стащил!..
– Ой, держите его, люди добрые!..
Динка увидела разъяренную торговку с поднятым половником, какого-то краснорожего мужика с палкой и еще много бегущих людей со зверскими лицами.
– Бей его, бей!..
– Держи, держи!..
Под ноги Динке вдруг метнулось какое-то тряпье, на один короткий миг мелькнули раскосые глаза, рваное ухо…
Динка широко раскинула руки, бросилась на это дрожащее тряпье, закрыла его собой.
– Это не тот! Не тот! – отчаянно кричала она подбежавшим людям. – Это не тот! Я видела, видела! Это не тот!
Шляпка ее съехала на затылок, ридикюльчик упал, платье с оборками волочилось по пыли.
– Не троньте! Не смейте! Это не тот! Не тот! – обезумев от страха, кричала Динка.
– Я не тот! Не тот! – прячась под ее защиту и поднимая худые руки, ревел мальчишка.
– А ну, отойдите, барышня! Если не он, так его никто и не тронет. А ну говори, где мое сало? Где сало, гадина ты эдакая?
Торговка с силой дернула мальчишку за больное ухо. Он взвыл от боли и, ткнувшись лицом в Динкины ноги, что-то быстро сунул ей под оборки платья.
Динка в смятенье крепко зажала свой подол с куском краденого сала…
– Бьють… А сами не знают, за что бьють… – поднимаясь на ноги и сбрасывая с себя рваный пиджак, захныкал мальчишка. – Нате, смотрите, что у меня есть. Я ничего не брал… Не бойтеся, тетя…
Краснорожий мужик быстро ощупал пиджак, поглядел на рваные штаны и сползающую с плеч рубашку мальчика и, сплюнув, отошел в сторону.
– Одни воши, и тыи голодни… – махнув рукой, сказал он толпе.
– Ну вот… Барышня ж казалы…
– И було чого такой гвалт поднимать! – нехотя расходясь, ворчала толпа.
– Споймали якого-то босяка тай издеваются над ним!
– Эге! Издеваются! А кто ж мое сало увзял? – заложив руки в бока, зычно кричала торговка.
Динка, онемев от страха, молча сидела на земле, пряча под оборками торговкино сало.
– Вставайте, барышня! Все платьице свое спачкали из-за этого босяка! – сердобольно заметила какая-то женщина, подходя к Динке и помогая ей подняться.
– Нет-нет! Спасибо! Я сама! Я, кажется, ногу ушибла, – держась за свой подол, бормотала Динка.
– Ишь ты! Зашиб барышне ножку, а сам убег! – заохали женщины.
– Убег? – оживилась Динка и, прихрамывая, пошла к столам. Дойдя до торговки, она быстро нагнулась и, вдруг выпрямившись, положила на ее стол вывалянный в пыли кусок сала.
– Вот ваше сало. Вы сами уронили его…
И не в силах сдерживаться от закипевшей в ней злобы, Динка грубо добавила:
– Эх, ты! Сытая морда!
Динка явилась домой в таком плачевном виде, что Леня, встретив ее на лестнице, с удивлением сказал:
– Ты что же это какую мегеру из себя строишь?
– Какую еще мегеру! Ты сам хороший… мегер! – огрызнулась Динка.
Матери она сказала:
– Я, мама, нечаянно так расширилась, что попала на базар… Но зато наш ридикюльчик наконец потерялся!
Больше Динка ничего не сказала, но всю ночь ее преследовали во сне два видения: вывалянный в пыли кусок сала и мальчик с рваным, кровоточащим ухом…
На другой день Динка встала вялая, убитая… Когда мать и сестры ушли, Леня усадил ее за стол и, отодвинув подальше ее любимую горчицу, густо намазал хлеб маслом, положил сверху ломтик колбасы.
– На, съешь… А то ходишь по городу не евши. Гляди, уж серая, как земля, стала.
Динка молча откусила хлеб, положила в рот ломтик колбасы, но жевать не стала.
– Ты что это? – спросил Леня.
Динка покачала головой и, держа во рту колбасу, пошла в кухню. Оттуда послышался крик Маруси:
– Дывысь, яка фуфыра! Колбасу с рота выкидае… Ось я матери скажу. Заелась, чи що?
Динке сразу вспомнились раскосые глаза и злой голос: «Сытая морда…»
Она глубоко вздохнула и, не допив чай, поплелась в свою комнату, но Леня взял ее за руку.