Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя формально правительство Брежнева «поверило» в естественную смерть Тараки и заверило Амина в неизменных отличных взаимоотношениях, на самом деле оно готовило
610
операцию по ликвидации Амина. Еще в декабре 1978 года было подписано Советско-афганское соглашение о дружбе и взаимопомощи, на основании которого в конце декабря 1979 года в Афганистан был введен советский военный контингент из 85 тысяч военнослужащих (позднее увеличенный до 140 тысяч) с танками и авиацией, занявшей кабульский военный аэропорт. В составе советской военной «помощи» была группа «Альфа», которая ворвалась в президентский дворец на рассвете 27 декабря и уничтожила Амина. В тот же день, используя средние и короткие волны среднеазиатского передатчика, настроенного на волну рядом с кабульской, глава Парчамской фракции НДПА Бабрак Кармаль объявил, что он избран премьер-министром вместо «расстрелянного по заслугам предателя Амина». Как указывает Хайман, советская операция по захвату Кабула и путей к нему была проведена превосходно, и только после зачистки Кабула советскими войсками Кармаль и его парчамисты, запрещенные при Амине, были доставлены в Кабул советскими самолетами. В этот день, как правильно указывает Хайман, закончилась даже видимость независимости Афганистана. С этого же времени, можно сказать, начался джихад, то есть священная война моджахедов против «неверных» — советских оккупантов.
Пожалуй, началом народного сопротивления следует считать 11 января 1980 года, когда Кармаль освободил из кабульской центральной тюрьмы 118 политзаключенных. Ответом на эту меру было не успокоение, а штурм тюрьмы собравшейся толпой, состоявшей из многих тысяч родственников заключенных, исчезнувших за 1978-1979 годы. Тогда в тюрьму делегатом от толпы пошел инженер со списком исчезнувших 134 ученых и представителей интеллигенции. Вскоре инженер вернулся ни с чем: в тюрьме пусто, все заключенные, кроме тех, что только что вышли, были расстреляны. Кармаль тут же номинально ликвидировал тайную полицию, судил и расстрелял наиболее одиозных палачей и пыточников. Следующим его действием, однако, было создание «информационной организации для сбора сведений об антигосударственной деятельности», но уже под советским руководством.
Как известно, с тех пор, как существует афганское государство, ни одна иностранная держава не сумела им завладеть.
611
В таком гибридном государстве, в котором, казалось бы, не может быть национализма, разрозненные племена и кланы становятся единой нацией перед лицом иностранного, а скорее иноверного агрессора. Как и в сопротивлении англичанам в трех войнах, воином-моджахедом становится каждый крестьянин. Правда, на этот раз организаторами сопротивления, руководителями во многих случаях стали представители новой молодой афганской интеллигенции — выпускники или студенты новых афганских вузов, организованных по европейским и американским образцам. Многие из них в 1960-е годы были членами различных политических партий (подпольных и полуподпольных) переходного периода — от традиционализма к современному общественному устройству. С другой стороны, они были знакомы с новым исламизмом или даже были сами представителями такового. Поскольку последние десятилетия правительство внедряло современное образование весьма энергично, и все оно от начальной школы до университета было бесплатным, афганские новые исламисты были в основном выходцами из сельской местности, но благодаря своему образованию «застрявшими» в Кабуле и нескольких других главных городах. Таким образом, они «не принадлежали к политической элите и не зависели от государства», чем, возможно, и объясняется их «радикализм»[11], готовность к восстанию, сопротивлению власти, а тем более власти, находящейся в зависимости от «неверных».
Как указывалось в предыдущих главах, исламистское движение XX века во многом отличается от традиционного ислама, в структурном плане опиравшегося на улему, которая признавала в качестве высшего авторитета ислама на земле оттоманского султана, являвшегося верховным халифом, во всяком случае, для всех суннитов. Новые же исламисты отвергают монархию как институт, чуждый исламу. Они говорят, что, поскольку Магомет умер, не оставив наследников, то наследственная монархия чужда исламу. По учению Кот-ба, авторитет правителя определяется его религиозной верностью исламу, а не каким-либо мистическим небесным происхождением.
612
Он теряет право на власть в тот момент, когда отступит от правоверия, и тогда долг мусульманина убить такого правителя[12]. Поскольку истина одна, в исламском государстве не может быть многопартийной демократии или республики. Ислам, говорят исламисты, не нуждается ни в каких добавлениях и изменениях, ибо это религия всеобъемлющая (тотальная), предписывающая поведение мусульманина на все случаи и обстоятельства жизни. Вот в этом и есть источник мусульманского тоталитаризма, который расцветет бурным цветом в Афганистане талибов. Видный французский специалист по Афганистану Оливье Руа считает, что исламский тоталитаризм тождественен ленинской концепции централизованной партии революционного авангарда и сближается с марксизмом через общую веру в мифологию освободительной революции[13]. Подобно коммунистической идее мировой революции, исламисты-радикалы ставят своей целью распространение исламской революции во всем исламском мире. Непосредственной целью исламского восстания является джихад против атеизма[14].
Как известно, базой афганского сопротивления, как и временным пристанищем миллионов беженцев из Афганистана, стал Пакистан. Пакистан, а в значительной мере большая часть арабского мира, а также беженский отдел ООН, кормили беженцев, открывали исламские школы для детей — будущих талибов («талиб» значит «ученик»). Через Пакистан шло с Запада и оружие для моджахедов. Пакистан также поощрял афганцев к созданию единого союза разрозненных моджахедских партизанских соединений, созданию единого афганского политического центра, который направлял бы антикоммунистическую борьбу в Афганистане, координировал действия. Одновременно Пакистан побаивался того, как
613
бы окрепшие силы афганцев со временем не оттяпали у Пакистана районы, заселенные пуштунами. Поэтому, например, когда на одном из политических съездов в 1980 году победила сторона, предлагавшая признать главой антикоммунистических сил и будущим главой государства Захир-шаха, находившегося в Риме, и король на это согласился, Пакистан не пустил его на свою территорию, опасаясь чрезмерной популярности Захир-шаха, который за 40 лет пребывания на престоле не предал смертной казни ни одного политического заключенного и помиловал многих приговоренных к смертной казни обычных уголовников. Такого гуманизма кровавый Афганистан да и почти весь мусульманский мир не знали ни до, ни после Захир-шаха.
Политическим центром афганской эмиграции был приграничный пакистанский город Пешавар. Там и происходили съезды и переговоры по созданию единого центра, а по возможности, и правительства в изгнании. Так, где-то в середине 1980 года появилось два объединенных центра: Революционный совет исламского союза освобождения Афганистана, в который входило 6 исламистских организаций, и Национально-исламский революционный совет, состоявший из племенных и общинных старейшин. Если первый поставил своей целью создание идеологически исламской республики, целью второго была исламская национально-демократическая республика, существование каковой, по утверждениям исламистов, несовместимо с исламом. Иными